Александр Дюма - Волчицы из Машкуля

— Теперь, после того как мы задали непростую задачку нашим преследователям, мы отправимся туда, куда вы должны были уже прибыть.

— Вы знаете, что завтра вечером я должен встретиться в Ла-Клутьере с нашими друзьями из Парижа.

— Мы можем добраться до самого Ла-Клутьера, почти не выходя из леса; здесь мы в большей безопасности, чем на открытой местности. Мне известна тропа, ведущая к лесам Тувуа и Гран-Ланд, к западу от них и располагается Ла-Клутьер. Только сегодня нам туда не попасть.

— Почему?

— Потому что нам придется идти в обход в течение целых шести часов, что вам сейчас не по силам.

Малыш Пьер от нетерпения топнул ногой.

— Не доходя одного льё до Ла-Бената, — сказал Бонвиль, — я знаю одну ферму, где нас встретят как желанных гостей и где мы сможем отдохнуть перед последним переходом.

— Тогда скорее в путь! — воскликнул Малыш Пьер. — Но в какую сторону?

— Позвольте мне выйти вперед, — сказал Бонвиль, — и повернуть направо.

Бонвиль пошел в указанном направлении с таким же решительным видом, с каким свернул в лесную чащу с берега горной речки.

Малыш Пьер последовал за ним.

Время от времени граф де Бонвиль останавливался, чтобы оглядеться по сторонам и дать возможность своему юному спутнику перевести дыхание. Он предупреждал его о рытвинах и неровностях, подстерегавших их впереди, и это доказывало, насколько хорошо ему знаком Машкульский лес.

— Как вы видите, — сказал он, когда они в очередной раз остановились, — мы избегаем тропинок.

— Да, но почему, мне бы хотелось это знать?

— Потому что наши следы наверняка будут искать на тропинках с их рыхлой почвой; здесь же, на земле нехоженой, не изрытой экипажами и лошадьми, выследить нас будет труднее.

— Но мы потеряем больше времени?

— Да, однако такая дорога безопаснее.

Минут десять они шли молча; вдруг Бонвиль остановился и схватил за руку своего спутника; первым желанием у того было спросить, что случилось.

— Тихо! Говорите как можно тише, — сказал Бонвиль.

— Почему?

— Вы ничего не слышите?

— Нет.

— А до меня доносятся голоса.

— Откуда?

— Я слышу разговор в пятистах шагах от нас; мне даже кажется, что сквозь ветви я различаю красный огонек.

— В самом деле, я его тоже вижу.

— Что это?

— Я бы хотела вас об этом спросить.

— Чертовщина!

— Возможно, это угольщики.

— Нет, сейчас не тот месяц года, когда они перерабатывают срубленный лес; в то же время, если бы мы наверняка знали, что это именно они, мне бы совсем не хотелось, чтобы нас увидели: как ваш проводник я не имею права полагаться на случай.

— А вы не знаете какой-нибудь другой дороги?

— Знаю.

— И что же?

— Я решил пойти по ней только в самом крайнем случае.

— Почему?

— Потому что нам придется переходить болото.

— Ба! И это говорит тот, кто идет по воде, словно святой Петр. Неужели вы не знаете ваше болото?

— Да я там сотню раз охотился на куликов, но…

— Но что?

— Но охотился днем.

— И что там такого особенного?

— Это такая бездонная трясина, что даже средь белого дня я раз десять чуть было не утонул.

— Ну что ж, попытаемся погреться у огня, разведенного славными угольщиками. Должна вам признаться, что я совсем не против немного погреться.

— Стойте здесь, а я пойду на разведку.

— Но как же…

— Ничего не бойтесь.

И с этими словами Бонвиль бесшумно растворился в темноте.

Когда Малыш Пьер остался один, он неподвижно замер и, прислонившись к дереву, стал напряженно вглядываться в темноту и прислушиваться к каждому шороху.

В течение пяти минут он не услышал ничего, кроме неясного гула, доносившегося с того места, где был разведен огонь.

Неожиданно раздавшееся в лесу лошадиное ржание заставило Малыша Пьера вздрогнуть.

И почти в ту же секунду он услышал легкий шум в зарослях и перед ним возник Бонвиль.

Граф, не заметив прижавшегося к стволу дерева Малыша Пьера, дважды позвал его.

Малыш Пьер вышел ему навстречу из темноты.

— Тревога! Тревога! — произнес Бонвиль, увлекая за собой Малыша Пьера.

— Что случилось?

— Нельзя терять ни секунды! Скорее за мной!

Затем, на ходу, он объяснил:

— Это егеря расположились на привал. Если бы там находились только они одни, я бы смог даже погреться у их костра так, что они бы не только меня не увидели, но и не услышали, но меня учуяла лошадь.

— Я слышал, как она заржала.

— Ну вот, теперь вы понимаете… Больше ни слова. Нам остается только надеяться на наши ноги.

В самом деле, Бонвиль и Малыш Пьер молча прошли шагов пятьсот по узкой просеке, к счастью встретившейся на их пути.

Затем Бонвиль повел Малыша Пьера к кромке леса, и, остановившись, сказал:

— А теперь передохните.

Пока Малыш Пьер переводил дыхание, Бонвиль попробовал сориентироваться на местности.

— Мы заблудились? — с беспокойством в голосе спросил Малыш Пьер.

— О! Не надо волноваться! — ответил Бонвиль. — Я только пытаюсь найти дорогу, которая позволила бы нам обойти это чертово болото.

— Пошли через болото, если оно самый короткий путь к нашей цели, — сказал Малыш Пьер.

— Да, по-видимому, так нам и придется поступить, — произнес Бонвиль, — я вижу, что у нас нет другого выхода.

— Тогда вперед! — сказал Малыш Пьер. — Только показывайте мне дорогу.

Бонвиль, ничего не сказав в ответ, вышел вперед, словно спеша доказать необходимость побыстрее уйти отсюда. Вместо того чтобы следовать в том же направлении, что и раньше, он свернул направо и пошел перелеском.

Не прошло и десяти минут, как заросли стали редеть, темнота начала рассеиваться, и путники, выйдя на опушку леса, услышали впереди шелест колыхавшегося на ветру тростника.

— А! — заметил Малыш Пьер, которому были знакомы эти звуки. — Кажется, мы пришли.

— Да, — ответил Бонвиль, — не скрою, что наступают самые опасные минуты нашего ночного путешествия.

И с этими словами молодой человек вынул из кармана похожий на кинжал нож. Срезав небольшое деревцо, он очистил его от ветвей и спрятал их в кустах.

— А теперь, — произнес он, — мой бедный Малыш Пьер, вам придется снова забраться ко мне на спину.

Малыш Пьер не заставил себя долго просить и в ту же секунду выполнил требование своего проводника, а тот направился к болоту.

Бонвилю было очень нелегко продвигаться вперед с ношей за спиной и с длинным шестом в руке, которым он ощупывал дно под ногами.

Нередко он проваливался по колено в липкую трясину, и земля, казавшаяся ему вначале такой податливой и мягкой, когда он ставил на нее ногу, вдруг становилась необычайно плотной и не спешила выпускать его из своих цепких объятий, так что ему приходилось прилагать много усилий, чтобы высвободиться. Можно было подумать, что разверзнувшаяся под его ногами бездна не хотела отпускать свою добычу.