Сильванус Кобб-младший - Московский оружейник

– Кажется, вы считаете, что убийство русского дворянина – это пустяки, – сказал один из офицеров, когда они тронулись в путь.

– Значит, он умер? – быстро спросил Рюрик.

– Доктора думают, что он в критическом положении. Но не в этом дело: вы бы убили его, если бы сумели.

– Нет, нет, это не так. Все присутствовавшие там поклянутся, что я пытался пощадить его.

– Хорошо, – ответил офицер, – посмотрим, когда приедем во дворец. Возможно, вы невиновны; но не желал бы я быть на вашем месте.

Рюрик не хотел спорить с теми, кто ничего не знал об обстоятельствах дела, поэтому всю остальную дорогу молчал. Уже садилось солнце, когда они достигли императорского дворца, и Рюрика тут же провели к императору.

Император Пётр находился в небольшой зале для приёма посетителей и сидел за большим столом, который покрывал пурпурный бархат, расшитый золотом. По обе руки Петра стояли два его личных помощника. Это был молодой человек, старше Рюрика года на три, но лицо его было отмечено печатью зрелости. Телосложение его было крепкое, но не крупное, скорее, изящное. В одежде его была небрежность, и она заметно отличалась от богатых одеяний его помощников. Таков был Пётр Российский – ещё молодой, некрупного телосложения, беззаботный к тем удовольствиям, которые составляют суть придворной жизни; но всё же способный вынести на своих плечах дела великой нации. В этой голове работал могучий мозг, а в этой груди билось сердце, которое желало добра для России, а не для себя или своих родственников.

Рюрик увидел здесь Степана Урзена и хирурга; и ещё он увидел герцога Тульского. Он встретился с герцогом взглядом, и ощущение страха охватило его, когда он увидел на лице Ольги суровое, пугающее выражение.

– Государь, – сказал командир офицеров, которые привели арестованного, – перед вами Рюрик Невель.

– Ага! – сказал Пётр, бросая орлиный взор на стоявшую перед ним фигуру. – Невель, подойдите.

Ступая храбро, но скромно, Рюрик подошёл к столу и с низким поклоном ждал милости императора. Дрожь сотрясала тела тех, кто желал арестованному добра, поскольку они хорошо знали волю и суровость их могучего правителя.

Чтобы понять, почему Рюрик оказался пред императором, необходимо вернуться на несколько часов назад. Самодержец послал за своим хирургом Копани, который был свидетелем дуэли, и когда тот через некоторое время явился по вызову, то Пётр спросил, почему он опоздал. Копани ответил, что ухаживал за графом Дамоновым.

– А что с графом? – спросил император. – Вчера он был здоров.

– Да, но сегодня произошёл несчастный случай.

– Послушайте, Копани, – вскричал молодой правитель, который в один миг увидел, что дело нечисто, – не думайте, что сумеете что-нибудь скрыть от меня. Так что случилось?

– Государь, я не собирался ничего скрывать от вас. Граф участвовал в дуэли.

– Вот как? Его вызвали?

– Нет, государь. Он вызвал.

– Так-так. И с кем он дрался?

– Со скромным оружейником, государь, по имени Рюрик Невель.

– Невель… Невель… – произнёс Пётр. – Знакомое имя.

– Его отец был капитаном во время последней войны с турками. Он продвинулся из рядовых при Фёдоре и был храбрейшим из храбрых.

– Капитан Невель. Ах, да. Сейчас вспомнил. Он и Валдай первыми забрались на валы Изюма. Так гласят старые депеши.

– Да, государь. Бедняга Невель был застрелен через месяц, когда вёл свою храбрую роту против целого батальона турецких солдат; а Валдай вернулся домой и получил чин полковника.

– А потом и титул? – добавил Пётр.

– Да, государь.

– И этот оружейник – сын капитана?

– Да, государь.

– И, мне помнится, у Валдая остался ребёнок.

– Да, государь, дочь. Она сейчас живёт у Ольги – он её опекун.

– И граф сражался на дуэли с молодым Невелем и победил, да?

Прежде чем хирург успел ответить, вошёл паж и объявил, что герцог Тульский желает видеть императора.

Император велел пустить его; и скоро гордый герцог вошёл в залу. Это был высокий, крепкий человек лет сорока пяти лет, со светлыми волосами и голубыми глазами. У него была надменная выправка, хотя сейчас, когда он стоял перед своим повелителем, он был вынужден выказывать уважение.

– Государь, – сказал герцог после обычного приветствия, – я пришёл требовать у вас правосудия. Мой юный друг, граф Конрад Дамонов был жестоко убит.

– Вот как? Убит, Ольга?

– Да, государь.

– Но как это случилось?

– Позавчера я отправил графа с посланием к Рюрику Невелю, оружейнику из Слободы. Граф пошёл к нему, а силач-оружейник затеял ссору и ударил этого дворянина. Разумеется, граф оскорбился, и поскольку буян угрожал повторить оскорбление и к тому же грубо оскорбил благородную госпожу, которую по сердцу графу, он не смог удержаться от вызова. Оружейник принял вызов и сумел самым трусливым образом нанести смертельную рану.

– Это серьёзное дело, – сказал император, который заметил, как удивился хирург, когда слушал рассказ герцога.

– Очень серьёзное, государь; и, разумеется, буяна следует немедленно казнить.

– Но разве это не граф вызвал его?

– Да, государь, но не забывайте, что благородный граф действовал из чувства самосохранения. В противном случае оружейник, несомненно, убил бы его.

– Вы присутствовали на дуэли, герцог?

– Нет, государь, но со мной мой друг, который там был.

– Тогда позовите его.

Герцог вышел, а когда вернулся, то с ним был Степан Урзен.

– Вот он, государь, – сказал Ольга, выводя своего друга вперёд.

Император несколько мгновений смотрел на Урзена, а затем сказал:

– Вы присутствовали на дуэли?

– Да, государь, – низко поклонившись, ответил Урзен.

– Он был и при первой встрече, государь, – добавил герцог.

– Да? Значит, вы знаете всё об этом деле?

– Да, государь, – ответил Урзен.

– Тогда расскажите.

– Сначала, государь, – начал Урзен, бросая умоляющие взгляд на герцога, – граф пришёл в мастерскую оружейника, чтобы получить… получить…

– Позвольте объяснить, государь, – перебил герцог, когда его марионетка замешкалась. – Этот человек может и не знать точно о моём поручении. У меня живёт молодая девушка – моя воспитанница – нежное, робкое создание, которое скрашивает моё одиночество. В детстве она была знакома с этим Рюриком Невелем, и он предположил, что это даёт ему право на отвратительные вольности. Боясь насилия, она не посмела протестовать, поэтому попросила меня заняться этим делом. Граф хотел жениться на ней, и я подумал, что он подходящий человек для того, чтобы выполнить столь щекотливое поручение. Я написал бумагу – что-то вроде заявления – о том, что подписавший больше не считает себя знакомым с этой госпожой. Там же было сказано, что его присутствие очень неприятно упомянутой госпоже. Я полагал, что он тут же её подпишет; и поскольку граф домогался руки госпожи, я подумал, он не откажется оказать ей такую услугу. Теперь, государь, этот господин может продолжать.