Симона Вилар - Поединок соперниц

Я снова взглянула на колокольню Святого Дунстана. Но ведь там, рядом с церковью, живет отец Мартин! Он посадит меня в лодку и доставит в Тауэр-Вейк. Как же я мечтала оказаться в старой, доброй башне Хэрварда!

Осторожно выбравшись на тропу, я постояла, растирая ноющую поясницу, а затем двинулась вперед и вскоре оказалась во мраке леса. Убегая от преследователей, я и не заметила, как разбита и изрыта копытами и колесами эта тропа. По ней возили камень и лес к церкви Святого Дунстана, а теперь вода, стоявшая в колеях, еще и замерзла. Двигаться по этой тропе я могла только с величайшим трудом, приходилось отвоевывать у этой ледяной ночи каждый шаг.

Спустя некоторое время я вышла к тому месту, где нас с Саймоном поджидали пятеро всадников. Мертвые тела лежали на прежних местах, но внезапно из глубины леса донесся протяжный волчий вой. Нужно спешить — скоро волки явятся на запах свежей крови.

В какой-то миг меня охватило полное бессилие. Все тело ломило, мышцы лица окостенели от напряжения и холода, а горло и грудь горели огнем. Только вспомнив о ребенке, я смогла продолжать путь, по наитию обходя рытвины и коряги, балансируя в скользких колеях, стараясь не поддаваться панике. Меня не покидало ощущение, что мои преследователи совсем рядом — идут за мной, насмехаясь над моей беспомощностью и страхом.

Мои глаза настолько привыкли к темноте, что, выйдя из леса, я сразу же различила силуэт колокольни с темнеющей рядом тростниковой кровлей старой церкви. Не там ли подстерегают меня враги? Однако ребенок подгонял меня, и я двинулась вперед. «Да свершится воля Божья», — твердила я про себя, творя крестное знамение.

Никогда прежде я не замечала, каким ярким может быть свет луны. Но теперь, пока я пересекала открытое пространство между лесом и церковью Святого Дунстана, мне казалось, что меня видно за десятки миль. Поэтому я перевела дух лишь тогда, когда смогла спрятаться за штабелями бревен, сложенных на строительной площадке. Колокольня Саймона чернела совсем близко, похожая на стоящий вертикально остов корабля в паутине строительных лесов. Бедолага Саймон считал ее прекрасной, но на меня это сооружение нагоняло страх — длинные проемы окон верхнего яруса казались пустыми глазницами, следящими за каждым моим движением.

Старая деревянная церковь казалась куда привычней и уютней. Она располагалась почти вплотную к колокольне, и мне понадобилось бы совсем немного времени, чтобы пробраться к ней. Но я медлила, прислушиваясь. Глубокая тишина. Дощатые времянки, где хранились инструменты, стояли запертыми с тех пор, как работники покинули строительство на зиму. Но отец Мартин должен быть здесь.

С того места, где я стояла, я видела приоткрытую дверь церкви и даже различала слабый свет внутри. И это было странно. Домом священнику служила небольшая пристройка у церкви, а сама церковь обычно запиралась на ночь. Почему же сейчас ее дверь отворена? Уж наверняка там не запоздалые прихожане — я бы различила гул возносящих молитвы голосов, если бы это было так.

Я припомнила, что именно сюда собирался привезти меня Саймон. Не значит ли это, что с самого начала мои враги выбрали старую церковь Святого Дунстана местом сбора, зная, что в такие холодные дни фэнлендцы нечасто посещают службы?

Но это были всего лишь догадки, и глупо было отступать, поддавшись страху. Поэтому, обогнув колокольню, я приблизилась к открытой двери и осторожно заглянула внутрь.

В церкви горел факел. Его пламя трещало, бросая вокруг неровные красноватые блики. И в этих отсветах я увидела, что близ алтаря кто-то лежит. Когда же человек пошевелился, пытаясь привстать, я узнала отца Мартина.

Я бросилась к нему и увидела, что его руки и ноги связаны, а во рту кляп. Когда же я вынула его, священник захрипел пересохшей гортанью и тяжело закашлялся. Отдышавшись, он произнес:

— Жива! Слава святому Дунстану!

Пока я возилась с путами, отец Мартин, задыхаясь и кашляя, поведал мне, что на закате в его церковь прибыли графиня Бэртрада, Гуго Бигод и еще трое наемников. Заметив священника, графиня тут же повелела его умертвить, но Гуго и его люди побоялись лишить жизни священнослужителя и попросту связали его. Пока злодеи дожидались здесь сумерек, из их речей священник понял замысел этих пятерых и принялся молить святого Дунстана, чтобы кто-нибудь из прихожан явился на службу и он смог бы освободиться и предупредить меня. Но в день святой Хильды фэнлендцы предпочитают посещать торжественное богослужение в обители этой праведницы.

Наконец он перевел дух.

— Лучшее, что сейчас можно сделать, дитя мое, — это убраться отсюда подобру-поздорову. В зарослях у заводи стоит челнок, и я отвезу тебя в Тауэр-Вейк.

Но, видно, моим испытаниям еще не пришел конец. И отец Мартин, шагнувший было к двери, внезапно попятился:

— Святой Дунстан, заступись!..

Они приближались, и я снова различила звуки голосов Гуго и Бэртрады.

Священник тотчас запер дверь храма и задвинул засов.

— Это задержит их, но вряд ли надолго. А пока… Дитя мое, я отвлеку негодяев, а ты поднимайся на башенку старой колокольни и ударь в колокол. Я давным-давно не пользовался им, но если звон колокола полетит над фэнами, люди на много миль в округе услышат его и поспешат сюда.

Голоса раздавались совсем близко — мои преследователи заметили, как закрылась дверь храма, и поспешили прямо к нему. Вскоре они уже колотили в дубовые створки, перемежая угрозы бранью и проклятиями.

До меня донеслись слова Бэртрады:

— Я уверена, что эта тварь постарается пробраться сюда. Я снова ощущаю ее присутствие!

«Плохо же ты чувствуешь меня, Бэртрада, если сегодня прошла совсем рядом и не заметила», — зло подумала я, уже спеша на колокольню.

Дверь затрещала. Должно быть, они раздобыли бревно на стройке и действовали им как тараном. Отец Мартин взывал к благоразумию моих врагов, умолял уйти, сулил страшные кары святого Дунстана, если они ворвутся в церковь силой. Сквозь грохот я различила голос Гуго, уверявшего священника, что его не тронут, если он сам откроет дверь и даст увести меня, но отец Мартин клялся всеми известными клятвами, что здесь никого нет.

Все это я слышала, взбираясь по прогибающимся и скрипящим ступеням шаткой деревянной лестницы на колоколенку, ненамного возвышавшуюся над тростниковой крышей. Но самое неожиданное случилось, когда я оказалась наверху и начала отвязывать от балки веревку, прикрепленную к языку колокола, — она рассыпалась у меня в руках в прах.

Снизу доносились все более мощные удары и яростные крики. Но старая дубовая дверь пока держалась. Неожиданно удары прекратились. С площадки колокольни я заметила, как над краем крыши появилась одна из строительных лестниц. Бигод, очевидно, решил взобраться на крышу и проникнуть в церковь через лаз в стене колокольни. И когда лестница заколебалась — по ней явно кто-то взбирался, — я присела, спрятавшись за перилами площадки колокольни. Кто-то прошел совсем рядом со мной и начал спускаться по той же лестнице, по которой я сюда взобралась. Я слышала тяжелое дыхание этого человека и лязг клинка, извлекаемого из ножен.