Симона Вилар - Поединок соперниц

Но едва я подошел к ним, как Гита учтиво указала мне на скамью у стены, где уже сидел ее солдат. Ишь, простой воин, а ведет себя как гордый тан — лишь чуть подвинулся, уступая место. Гита сидела на лежанке, а по сути, на накрытом шкурой ворохе соломы. Эх, когда я введу ее в Фелинг, у нее будет настоящее деревянное ложе с перинами из пуха и сухих ароматных трав, с возвышением у изголовья и меховым пологом, за которым мы сможем уединяться. Ибо только высокородные имеют право сплетаться в объятьях в стороне от посторонних глаз.

Только я представил, как разведу ножки этой серебристой красавицы, и плоть моя так и подскочила. Я даже заерзал на лавке. Не будь тут Утрэда, я бы и на лежанку ее уложил. Что-то виделось мне за ее спокойствием и холодностью, некое потаенное пламя, какого мне так хотелось коснуться…

— Вы уже были у Олдриха, сэр Хорса?

Ее вопрос заставил меня очнуться от мечтаний. Она спросила, не глядя на меня. Сидела сжавшись, куталась в накидку. В башне и в самом деле было холодно, дрова и хворост приходилось экономить. Ах, позволила бы она мне себя согреть…

— Что? — переспросил я, ибо думал о своем и не сразу уловил суть вопроса.

Гита пояснила:

— Мальчик все время бредит. Но едва очнется, сразу зовет вас.

Она, должно быть, ожидала, что я тотчас пойду к сыну. Вместо этого я поинтересовался, о чем они беседуют с Утрэдом.

Теперь в разговор вступил солдат. Сегодня уже ясно, сказал он, что, сколько бы мы ни храбрились, долго продержаться в Тауэр-Вейк не удастся. В ответ на мое возражение, что болотные люди и впредь станут помогать нам, он только махнул рукой. Фэнлендцы — неважные воины, а люди Ансельма теперь будут настороже. Вдобавок с башни заметили, что люди аббата валят деревья и, похоже, намерены изготовить таран. Утрэд считал, что необходимо что-то предпринять, пока не поздно.

— И что ты предлагаешь? — с издевкой спросил я. Уж не думает ли этот простолюдин, что найдет выход там, где теряюсь даже я.

Утрэд задумчиво поскреб щетину на щеке.

— То, что аббат Ансельм решился на такое самоуправство, я объясняю лишь отсутствием нашего герефы Эдгара. А пока…

— Пока мы должны защищать леди Гиту. Ибо даже будь Эдгар Армстронг в Дэнло, вряд ли бы он захотел ссориться с влиятельным Ансельмом из Бери-Сент-Эдмундса. Он лижет сапоги норманнам, пока мы… О великий Водан! Да о чем я толкую? Разве вы, миледи, уже не обращались к нему за помощью? И получили отказ.

У нее был такой вид, словно вот-вот расплачется. Но сдержалась, заговорила спокойно:

— Эрл Эдгар отказался поддержать восставших, ссылаясь на свою присягу королю. Однако и он отмечал, что преподобный Ансельм много себе позволяет. И он бы не допустил подобного, если бы остался в графстве.

Далее говорил Утрэд.

— Когда дела вынуждают шерифа уезжать, за все отвечает его помощник в Норидже. Я немного знаю этого парня. Его зовут Роб де Чени, и хоть он нормандец, но родился и вырос в Дэнло, и у него никогда не было столкновений с саксами. Поэтому имеет смысл послать к нему гонца с сообщением, что тут происходит, и уж лучше довериться его суду, чем позволить Ансельму разделаться с нами.

Я стал уверять, что ни один нормандец не станет защищать саксов. Но эти двое не больно-то слушали меня, и тогда я сказал, что если уж посылать гонца, то лучше к саксонским танам, каких уже должен был предупредить отец Мартин. И вообще зря мы отпустили священника.

— Да, зря, — неожиданно сказала Гита. Устало и обреченно вздохнула. — Если бы отец Мартин был здесь, все можно было решить куда проще. Вы ведь предлагали мне стать вашей женой, Хорса. И если бы священник обвенчал нас… Но уже ничего не поделаешь.

Как спокойно и равнодушно она это сказала. А у меня даже пересохло во рту. Конечно, если бы леди Гита стала моей венчанной женой, Ансельм утратил бы право опеки над ней. В лучшем случае он мог бы только судиться, что она вышла замуж без его одобрения. Но тогда его попытка выступить против нас с оружием выглядела бы противозаконной. А я так сразу бы получил жену, которая подняла бы мой престиж в глазах саксов. Но какого дьявола!

И я сказал, что мы и так можем объявить нормандскому попу, что уже стали мужем и женой по старому датскому праву. Гита лишь печально улыбнулась. Нет, по нормандским законам этот брак не будет признан и право распоряжаться ее судьбой по-прежнему останется у Ансельма.

Они опять говорили об отправке гонца. Как, если Тауэр-Вейк в кольце осады? Но оказалось, Утрэд готов взяться за это, и у него даже все продумано. Он говорил, что спустится по веревке в воду, доберется вплавь до берега, а далее постарается проскользнуть сквозь лагерь осаждающих и оттуда проберется к ближайшей саксонской усадьбе. Там он позаимствует лошадь и поскачет к помощнику шерифа в Норидж. И хотя это трудно и небезопасно, но Утрэд рассчитывает проделать все, когда настанет ночь. Если же его схватят… Что ж, Ансельму ведь известно, что Утрэд служит леди Риган из Незерби, и на это будет упирать. Якобы Утрэд сам приехал в Тауэр-Вейк, чтобы убедить леди Гиту прекратить сопротивление, но оказался заперт в башне, когда ее оцепил аббат с людьми короля.

— Будет лучше, если ты скажешь, что это я захватил леди Гиту и от ее имени разжигаю мятеж, — неожиданно для себя самого предложил я. — Так ты сможешь выдать себя за поверенного Гиты, которого она якобы послала с подобным донесением, а заодно отведешь гнев Ансельма от самой девушки. Пусть уж лучше думает, что она тут ни при чем, а всем заправляет Хорса из Фелинга.

Утрэд взглянул на меня, и его глаза неожиданно потеплели. Но этот простолюдин мало интересовал меня. Другое дело — Гита. Ни одна из моих жен не дарила мне столь восхищенных взглядов. И я испытал некоторое смущение, чувство, которое мне, в общем-то, не было присуще. Потому, не зная, что еще сказать, вконец растерялся и ушел.

Никогда не думал, что взгляд прекрасных глаз способен так всколыхнуть душу. Конечно, я желал ее плотски, но именно в тот момент, когда я проявил неожиданное великодушие, эта девушка с волосами цвета льна и серебристыми глазами стала вдруг дорога мне необыкновенно. И я понял, что отныне мне нужно ее восхищение, преданность, ее нежность. Теперь я просто не мыслил жизни без нее.

Эти мысли не оставляли меня до самого вечера, когда мы стали готовить гонца к отправке. Пришлось подождать, пока окончательно стемнеет. Но вот лагерь норманнов наконец-то затих, а туман стал гуще овсяного киселя. Даже с верха башни я не мог разглядеть, как Утрэд опустился в воду — раздался только легкий всплеск.

Я невольно поежился, представив, каково ему сейчас в ледяной воде. Возможно, ему и впрямь удастся прокрасться мимо лагеря норманнов, но в глубине души я был не прочь, чтобы его схватили. Тогда Утрэду придется солгать, что Гита Вейк моя пленница, и с этого мгновения наши имена будут связаны нераздельно.