Владислав Хапров - Ватажники атамана Галани

— Мы тебя сегодня не ждали, Лукьянка, — произнесла голова.

— Поговорить надобно с дядей Егором, — сказал купец.

— Ну, входи, раз надобно.

Дверь распахнулась во всю ширь и пропустила нас в каюту. Внутри полутёмного помещения находились три человека, не считая того, кто открыл нам дверь. На куче пустых мешков сидел бритый наголо толстяк с длинными свисающими как у запорожца усами, одетый в кафтан немецкого покроя из блестящего серого атласа, шёлковые чулки и башмаки с серебряными пряжками. Рядом с ним примостился пожилой солдат в залатанном мундире, тот самый, что перевозил нас с воеводой на левый берег Волги, и ещё один тип с рожей каторжника. Он ловко вертел между пальцев нож. Заглянув в их холодные злые глаза, я понял, что если моя сказочка не вызовет доверия, живым мне с коломенки не уйти.

— Кого это ты к нам привёл, Лукьян? — спросил человек с усами. — Часом не ярыжку ли засланного воеводой.

— Что ты, дядя Егор, — протестующие замахал руками купец. — Ты Бахметьева так застращал, что он теперь стал тише воды ниже травы. Да и не может он никого заслать. Всех его людей мы знаем. Он же о нас ничего не ведает.

— Это верно, — довольно подтвердил солдат, слава Богу, не признавший во мне столичного гостя Бахметьева. — Воевода в наши дела больше нос не суёт. Я с моими сынками за ним присматриваю.

— И что высмотрел? — спросил Лукьян Герасимов.

— Недавно к нему приезжал человек из столицы. Вероятно, договариваться о чём-то с калмыками от имени царя Петра. Воевода сразу повёз его на левый берег к хану Аюке. Они пробыли там до вечера. Через день этот человек исчез так же незаметно, как и появился.

— Ну, нас это не касается. Пусть воевода себе со степняками разбирается. Он для этого сюда и поставлен.

— Как знать, Лукьянка, — с сомнением произнёс дядя Егор. — Не по нраву мне эти внезапно появляющиеся и исчезающие гости из Питербурха. Хотя, скорее всего, ты прав.

Так кто же это с тобой, если не ярыжка?

— Нужный человек. Толмачь с персидского. Помнишь, Лёшка говорил, чтобы мы отыскали Галане толмача?

— Ну, помню. А откуда он такой учёный взялся?

— Данила Мельник прислал. Его старый приятель ещё со времён Яшки Рябого. Он письмо привёз. Писано точно Данилой. Я его почерк хорошо знаю. И тайное слово сказал.

— Ну, коли так, присаживайся. Как там тебя звать? — поинтересовался дядя Егор.

— Васькой Дьяком кличут, — ответил я и уселся на связку канатов.

— А, точно, помню, Данила рассказывал, как вы с ним в нужнике купались, пока Яшку Рябого солдаты вязали.

Юрка, сбегай в трюм за пивом, — сказал дядя Егор лохматой голове, открывшей нам дверь. — А ты, Лукьян, возвращайся к себе в лавку. Мы с Васькой сами договоримся.

Купец ушёл, а Юрка спустился под палубу. Вскоре он появился с небольшим бочонком на плече. Достали оловянные кружки, разлили пиво.

— Расскажи о себе, Вася, — велел мне дядя Егор.

— А чего рассказывать то? — взъерепенился я. — Что я по жизни натворил, то никого кроме меня не касается. А ты кто такой будешь, я не знаю. Отвези к Галане, ему и расскажу, коли попросит.

— Может на перо его? — подал голос каторжник.

— Ну, ну, — погрозил ему дядя Егор. — Совсем озверел ты, Мухамор. Как что, так сразу на перо. Ни хочет человек о себе рассказывать, его право. Тебе ведь, Мухамор, тоже не понравилось бы, коли кто-нибудь стал выспрашивать, как ты Сидора Телегина на Ардыбазарной дороге порешил за рубь с полтиной…

Вдруг дядя Егор вскочил на ноги с неожиданной для его тучности резвостью. В руке его был зажат свинцовый кастет. У меня в глазах сверкнула яркая вспышка, и я провалился в темноту.

Очнулся я в трюме коломенки, скрученный по рукам и ногам. Снаружи скрипели уключины вёсел, гребцы тянули несвязную песню. Я попытался вытащить спрятанный в рукаве кинжал, уже не раз спасавший мне жизнь, но руки были связанны за спиной и как я не тужился, ничего добиться не смог. Стал двигать кистями, чтобы ослабить узлы, но те были завязаны на совесть.

Бросив бесплодные попытки освободиться, я крепко зарёкся, что ежели останусь жив, больше ни в какие рискованные предприятия соваться не стану. Лучше живым тараканом за печкой прятаться, и тепло и сытно, чем мёртвым орлом с небес падать.

Измученный страхом и малой нуждой, я вскоре задремал. Вдруг вёсла скрипнули и перестали опускаться. Я сразу проснулся и принялся читать про себя все молитвы, какие только мог вспомнить. Люк открылся, впустив в чрево судна яркий солнечный свет. Меня схватили за шиворот и выволокли наверх. Я огляделся. Коломенка стояла в камышах, тянувшихся вдоль обрывистого берега. Меня подтащили к дяде Егору.

— Дай облегчиться, — сказал я.

— Облегчайся, — безразлично ответил дядя Егор. — В последнем желании не отказывают.

Стоявшие вокруг бурлаки дружно захохотали. От этой злой шутки у меня сжалось нутро, и пришлось напрячь последние силы, чтобы казаться спокойным.

Я подошёл к борту и всё так же небрежно сказал:

— Руки хоть развяжите.

Дядя Егор согласно кивнул. Его люди развязали мне руки. Я стал сжимать и разжимать кулаки, чтобы вернуть пальцам чувствительность, приготовившись, как только будет удобный момент, прыгнуть в воду и попытаться скрыться в камышах.

Однако сзади щёлкнул курок пистолета.

— Не дури, — тихо сказал дядя Егор. — Я с такого расстояния не промахнусь.

Справляя малую нужду, я взвешивал свои шансы обмануть пулю и уйти от погони в камышах. Найдя их очень и очень слабыми, решил пока оставить мысли о побеге, а там будь что будет.

Сделав дело, я уселся на палубу напротив дяди Егора.

— Ты уж извини, Василий, или как там тебя там, за такое гостеприимство, — дружелюбно произнёс хозяин коломенки. — Пойми, мы тебя не знаем. И чтобы там не говорил Лукьяшка Герасимов, он душа доверчивая, ты вполне можешь оказаться воеводским ярыжкой, которого мы проморгали. Настоящего Ваську Дьяка могли и убить, почерк подделать, а тайное слово выведать пытками. Данилы, который может подтвердить, что ты есть ты, здесь нет. Поэтому я тебя сейчас буду спрашивать, а ты отвечай, только честно, как батюшке на исповеди. Договорились?

Я кивнул.

— Тогда расскажи, кто ты и откуда взялся.

Я тяжело вздохнул и стал рассказывать дяде Егору историю Васьки Дьяка, медленно, словно объясняя простую истину малому детю.

Тот слушал внимательно, не перебивал, и казалось, даже, всему верил. Однако как только я закончил, он разочарованно покачал головой.

— Я же просил, быть со мной честным. Ты же нагло и бессовестно врёшь.

И тут же мне в живот врезался огромный кулачище Мухомора, вышибив из груди воздух. Я задохнулся и повалился на бок. Бурлаки дяди Егора схватили меня за ноги и за руки и погрузили головой в воду. Я непроизвольно вдохнул и захлебнулся. Забился в судорогах удушья. Перед глазами поплыл красный туман. Наконец меня вытащили из воды и бросили на палубу.