Юрий Когинов - Тайный агент императора. Чернышев против Наполеона

Как было не воспользоваться вдруг вспыхнувшей в Эрфурте дружбой Талейрана с русским царем и не обратиться к нему с просьбой по дороге домой, в Петербург, заехать в Митаву и выступить там в роли свата!

В замке Лобикау, где жили мать и дочь, вышел подлинный праздник. Мало того, что с женихом приехали его знаменитый дядя и французский посол в России Коленкур, но что было совсем уж невероятным — сам российский император! Тут же был определен срок свадьбы и решено, что молодые переедут на постоянное житье в Париж, в дядюшкин особняк Матиньон, а вместе с ними и герцогиня Анна Шарлотта.

Воспоминания о том путешествии в Курляндию в обществе российского императора и теперь, должно быть, стояли перед мысленным взором Талейрана. Лицо его, обрамленное пышно взбитыми буклями и напоминавшее физиономию опасно подошедшей к критическому возрастному порогу, но еще не желающей сдаваться великосветской дамы, выражало высшую степень удовлетворенности.

— Прошу вас, передайте непременно его величеству, как я счастлив, что судьба свела меня с таким исключительным человеком. Я верю в его великое будущее и в ту выдающуюся роль, которую суждено императору Александру сыграть в жизни народов Европы. Однако пора к столу, — глянув на брегет, произнес Талейран.

Эдмон и маршал Бертье обрадовались встрече с давним знакомцем. Талейран представил гостя герцогине и ее дочери.

Анна Шарлотта оказалась довольно молодой и приятной дамой. Доротея же и вовсе напоминала нежный и яркий весенний цветок. Но что оказалось вдвойне приятным — в обеих женщинах изящество и красота сочетались с тонким и острым умом, что сделало их за столом центром внимания. После обеда Бертье и его адъютант, сославшись на неотложные дела, отбыли по делам службы. Прощаясь, маршал взял с Чернышева слово, что обязательно нанесет ему визит. Ну, а Эдмон выразил надежду, что в его и дядюшкином доме русский друг всегда будет желанным гостем.

— Я догадываюсь, месье Чернышев, что означает ваш статус в Париже, — сказал Талейран, когда они возвратились в кабинет. — Быть доверенным лицом, по сути дела, сразу двух императоров — своего и чужого, вряд ли кому-либо другому из людей вашей профессии вообще когда-нибудь удавалось.

— Ваше сиятельство имеет в виду мои обязанности курьера, которому поручено осуществлять сношение между обоими государями? — переспросил гость, на самом деле сразу почувствовав в словах экс-министра иной смысл. Так оно и оказалось.

— Нет, молодой человек, под вашей профессией я имел в виду не курьерскую езду между Петербургом и Парижем, а нечто совсем другое. Например, ведение самостоятельных дипломатических переговоров. Затем внимательное изучение всех сторон армейской жизни чужой для вас страны.

— Не стану отрицать. Однако и это специально было возложено на меня, во-первых, по поручению моего императора, и, во-вторых, с разрешения и даже с соизволения императора дружественной нам державы, — согласился Чернышев. — Что же здесь такого, что можно было бы считать из ряда вон выходящим?

— А сбор сведений, которые могут оказаться весьма полезными одному монарху и в то же время нежелательными, даже наносящими вред другому? — с ехидным прищуром глянул в темно-агатовые, монгольского разреза глаза Чернышева настойчивый Талейран.

— Ах вот в чем дело! — ничуть не смутившись, произнес молодой офицер. — Однако не кажется ли вам, ваша светлость, что своим высказыванием вы в определенном роде набрасываете тень сразу на двух государей — одного из них подозревая в низости, а другого в глупости. Не слишком ли?

Проницательный взгляд Талейрана сменился неожиданно добродушной усмешкой.

— А вы крепкий орешек! — произнес он и довольно потер руки. — Это делает вам честь. И, конечно же, делает честь выдающемуся человеку, который выбрал вас на ту роль, которую вы призваны играть. Простите меня, если я дал вам повод заподозрить меня в чем-то непорядочном. Я — друг вашего императора и, стало быть, друг его доверенного лица, то есть ваш друг. Есть еще и другое обстоятельство, которое должно уверить вас в том, что вы — в безопасности не только в моем доме, но и вообще в нашей стране.

— Вы забыли о том, ваша светлость, что друзья не только мы с вами, но дружественны и наши страны, — прервал говорящего Чернышев.

Талейран развел руками.

— Непостижимо! — воскликнул он. — Именно об этом я и собирался говорить. Да, Франция и Россия связаны союзом. А это в вашем случае означает как раз то, что, пока существует такое согласие, никто формально никогда вас ни в чем предосудительном не уличит. И в первую очередь, император, поскольку Наполеону, поверьте, именно теперь, когда союз между Францией и Россией дал первую трещину, выгодно из кожи вон лезть, но доказать всей Европе, что его и российского императора — водой не разольешь. Но войны тем не менее нам с вами не избежать. Вот почему и вашему государю, и вам, как его поверенному, и, как вам не покажется странным, мне следует спешить делать то, что мы все считаем необходимым для блага мира.

— И что же вы, француз и недавний министр иностранных дел Наполеона, предлагаете своему будущему противнику? — спокойно спросил Чернышев, понимая, что Александр Павлович не случайно направил его к Талейрану. Их взаимные чувства действительно основаны на полном доверии, и Талейран — один из самых верных источников, которым, несомненно, еще с Эрфурта пользуется царь. Теперь посредником между источником и тем, кто им пользуется, должен стать и он, царский флигель-адъютант. Но что поручит ему Талейран передать в Петербург, какими важными и настоятельно необходимыми сведениями он располагает? — Всего несколько часов назад, — улыбнулся Чернышев, — хозяин отеля, где я остановился, мне заявил: теперь, когда вы, русские, не отдали великую княжну за нашего императора, вы наказали самих себя. Неправда ли, похоже на то, что говорят и в петербургских гостиных, и, наверное, в парижских салонах: Наполеон будет воевать с той державой, которая отказала ему в невесте. Но не досужие ли это домыслы, которыми определенные люди намерены пугать себя и других? Мы, военные, привыкли верить фактам: где конкретно враг и что надлежит предпринять, чтобы не дать себя застигнуть врасплох.

— Что, говорите, следует предпринять? — подхватил Талейран. — Извольте…

И экс-министр тут же, на одном дыхании высказал целый реестр начинаний, которые России надлежало бы непременно осуществить. Во-первых, определил Талейран, любой ценой и возможно скорее Россия должна заключить мир с Портой. Затяжная война с турками связывает русскую армию, подрывает финансы России и даст выгоды одной лишь Франции.

Второе, что следует сделать, — пойти на союз с Австрией, отказавшись от притязаний на Молдавию и Валахию. И так же, как с Австрией, договориться с Пруссией о создании своеобразной оборонительной линии, идущей от Балтийского моря по границам Пруссии и Австрии. Перейди Наполеон эту линию, и он станет в глазах Европы зачинщиком новой бойни сразу с тремя государствами — Австрией, Пруссией и Россией.