Алексей Войтешик - Свод (СИ)

Из-за плеча панны Ядвиги появилось перекошенное страхом лицо Сусанны. Её подбородок дрожал. Бедная девушка, она даже за пеленой мутных слёз видела весь ужас представшей перед ними картины. В силу разных, но вполне объяснимых причин, прибывшие из Патковиц дамы так и не решались покидать свои места. Люди притихли настолько, что во всём дворе был слышен только слабый голос Казика, возившегося возле раскинувшегося на земле, окровавленного тела пана:

— Што ж то рабіць, га? — Вертел головой слуга, пытаясь встретиться взглядом то со Сводом, то с панной Ядвигой. — Яго ж трэба несці ў хату, клікаць старасту. Панна…, паначка, людзі, дапамажыце...[187].

Наконец, близстоящие вняли душераздирающим мольбам Казика, подняли бесчувственное тело пана Якуба и понесли его в дом. Кто-то побежал к конюшне и вскоре, выведя гнедого, без седла, обходясь одной уздечкой, вскочил тому на спину и помчался в Слободу за старостой.

Панна Ядвига, наконец, нашла в себе силы встать. Тяжело ступив на ступеньку шарабана, она сошла на землю и медленно направилась в сторону бездыханного тела сына. Её каменное лицо, всё ещё вполоборота обращённое к Своду, было непроницаемым. Михалина поднялась с колен и, будто испугавшись исходившего от панны холода, прижалась к груди Ричи.

Панна остановилась у перепачканных дворовой грязью ног сына, сделала ещё пару шагов, и медленно опустившись на корточки, протянула трясущуюся руку к его спине. Позади, неё не решаясь идти дальше, всхлипывала безутешная Сусанна. Она видела, как мать, коснувшись Андрея, подняла от него свою озябшую ладонь и поцеловала её так, будто вместе с ней целовала освободившуюся душу своего безвременно ушедшего первенца.

Её всегда сияющее благородством, неподвластное годам лицо осунулось, постарело, а к нервно сжатым губам медленно прилила синева. Панна, поднялась и, пошатываясь, медленно побрела к шарабану. Там её, падающую в обморок, подхватили на руки сердобольные бабы.

Убитая горем Сусанна, словно одинокая берёзка, застыла у тела брата, не решаясь покинуть место подле него. Люди подошли ближе. Кто-то присел к убитому. Участливые, добрые руки, жалея бедную девушку, легонько обняли её и повернули спиной к бездыханному телу.

Андрея перевернули. Его пустые, слегка растерянные глаза безучастно смотрели в серое холодное небо, будто отыскивая в его дали свободное место для собственной освободившейся души.

Свод силился увидеть в лице Патковского хоть тень безумной ярости, толкнувшей молодого человека в эту смертельную бездну. Её не было. Что тут поделаешь? Сделав своё чёрное дело, эта коварная подстрекательница всегда уходит незамеченной. Ричи, прижимая к себе Михалину, тяжёло вздохнул. Ему стало жаль Андрея. Эти белокурые волосы, по сути, юношеское лицо, серые, чистые глаза…

Вскоре появился староста. Грузный и старый мужчина сосредоточенно сопел, глядя на лежащего на земле Патковского. Кто-то к этому времени заботливо отряхнул одежду мертвеца от соломы и смиренно сложил на груди его отливающие серым кисти рук.

Пан Станислав скользнул взглядом по фигуре ожидающего своей участи Свода, кивнул тому, мол, теперь не взыщи, случилось то, что случилось, и теперь тебе, парень, придётся держать ответ. После этого староста отправился к шарабану Патковских, где долгое время всячески утешал добрыми словами, теперь уже полностью оставшихся без фамильного наследования дам.

К моменту, когда на пороге Мельницкого замка появился бледный от потери крови Якуб, во двор уже прикатили запряжённую панской парой плоскодонную телегу, усланную свежей соломой, на которую осторожно уложили тело Андрея Патковского.

Староста встретил Войну и вкратце растолковал ему то, что он надумал делать, исходя из произошедшего. Ничего не скажешь, пан Жыкович с его-то житейским опытом в данном деле был просто незаменим. Ведь всё верно, как ни крути, а хоронить убитого надо. Разбирательство потерпит, а вот горе безутешной матери и сестры нет. Усопшим, без надобности лишнее время находиться поверх земли, а потому староста, с согласия Якуба тот час же отрядил людей, что отправятся вместе с Патковскими в их имение сопровождать тело Андрея и всячески помогать убитым горем женщинам в этом непростом деле.

Якуб набрался сил и приблизился к панскому шарабану Патковских, застывшему посреди его двора. Панна Ядвига опустила взгляд, а Сусанна напротив, просто впилась глазами в своего избранника: «Боже, — сквозило в её глазах, — милый мой Якуб, что же теперь с нами будет?».

Пан Станислав, видя, что в данный момент разговора между сторонами не состоится, стал поторапливать траурную процессию, сообщив дамам, что безотлагательно пошлёт гонца за Хотиславским ксендзом, которого отправит вслед за ними в Патковицы.

На том пребывание Патковских в пределах замка пана Войны прекратилось. Едва они выбрались за ворота, староста, Война и Свод отправились в замок. Нужно сказать, что половина дня, проведённая во дворе Мельника, не лучшим образом сказалась на заморском друге пана и его любовнице. Они заметно страдали от донимающего их всё это время холода, поэтому мужчины отпустили Михалину греться, а сами заперлись в гостиной для серьёзного, обстоятельного разговора.

Староста был просто вне себя от негодования:

— Как вы могли допустить? — тряс он огромными круглыми кулаками над головой подавленного Якуба. — Вы же пан, здесь хозяин, мерило прав и законности! А ведь всё это происходило на ваших глазах и, стало быть, с вашего же позволения. Казик мне на многое открыл глаза, и на амурные дела этого бестолкового грехопаденца с панной Ядвигой, и на то, что сейчас тот спутался со служанкой.

Не смотрите на меня так, пан Якуб, людям глаза не завяжешь и уши не заткнёшь. Они всё видят и слышат, а молчат всегда только до поры. Одному богу известно, что ещё вскроется, когда придёт время глубокоуважаемому пану Замковому судье Кернажицкому задавать вам вопросы?

На добрый лад, — уже мягче, по-отечески, продолжил Жыкович, — оно нужно было бы этого душегуба, вязать да прямиком в острог. Пусть там потом разбираются, прав он или виноват.

…Боже святый, за какие это грехи послало нам всё это небо? Конечно, — рассуждал вслух староста, — не может не радовать, что и пан Кернажицкий, и, считай, весь Драгичин выстроен при косвенном участии вашего отца, пана Криштофа. Мимо ушей, конечно же, такое трудное дело, судья не пропустит, но и бояться закона так, чтобы натворить ещё больше глупостей, не следует. Ты понимаешь, Якуб, о чём я говорю?

Война кивнул.

— Мне так кажется, — продолжил староста, — тут всё будет зависеть только от панны Патковской. Если она, не дай бог, узнает, что ваш Свод и со служанкой не таясь беса тешит, не сносить ему головы. Так что, пан Война, вы, конечно, извиняйте, дело такое, …за судьёй я просто обязан послать.