Алексей Войтешик - Свод (СИ)

Война почти не спал. Боль, пульсирующая в его руке, гнала сон, а тяжёлые мысли, воспользовавшись моментом, полностью заняли его голову. Больше всего Якуба расстраивало то, что последние события могли в корне сломать его планы относительно женитьбы. И без того неблизкое время, на которое прицеливались он и Сусанна, будто по чьему-то злому умыслу, специально отодвигалось всё дальше и дальше. К тому же, кто знает, как теперь ко всему этому станет относиться ранее весьма лояльно настроенная по отношению к намерениям Якуба панна Ядвига?

А что будет со Сводом? Конечно, англичанин был далеко не подарок, однако за последнее время Война настолько с ним свыкся, что просто не мог себе представить даже завтрашнее утро без этого крепко потёртого жизнью пирата.

За мыслями незаметно пролетела ночь. Подсвечивая бледным светом ровное, серое небо, близилась заря. Перед глазами Якуба стали всплывать лица отца, …старосты. Предчувствуя близкое утро, застучала тупой болью в висках усталость. Молодой человек сомкнул тяжёлые веки и провалился в глубокое забытьё.

Его сон был недолгим. В дверь негромко постучали и Якуб, внутренне натянутый, словно струна, в испуге поднял голову. В дверном проёме появился Марек Шыски:

— Пане, уставай. — Тихо произнёс он. — Выбачай, вядома так бы не будзілі. Патковіцы гараць, вунь полымя на паўнеба...![190]

Ночевали в лесу. К небольшому имению, первым указанному в списке на посещение Базылём подошли, когда уже стемнело. Спустились в ложбинку и зажгли костры. Царский сотник Простов по своему обыкновению, собрался отужинать в компании Ёзефа. За время разбойного скитания по Литве это уже вошло в привычку. К вечеру больше усталости и меньше злости. За походной едой план завтрашнего дня всегда рисовался точнее и умнее, нежели с пустым брюхом, да ещё при дневном свете, когда далёкий к завершению день был полон неожиданностей.

Отужинали жирной гусятиной, которой попутно разжились на близлежащих хуторах, и стали ждать Базыля. Хмыза явился нескоро. Сотник и его помощник, сидя у скалящегося раскалёнными углями костра, и то и дело поочерёдно кивая отягощёнными усталостью головами, боролись с наступающей после ужина дрёмой.

— Звал, пан сотник? — хрипло осведомился Хмыза, прикидывая, которая из повёрнутых к нему спиной тёмных фигур, принадлежит Простову.

— Звал, — отозвался тот, что справа. Он неохотно поднялся и подвинулся к свету, — как ни звать? Мы в здешних краях без тебя и твоих помогатых, как слепые кутята. Ещё забредём до самого Кракова, да сдуру вместо твоего пана-обидчика подомнём под себя самого Жигимонта…

Степан и Ёзеф рассмеялись. Улыбнулся шутке и Базыль. Он подошёл ближе и, повинуясь жесту сотника сел у огня.

— Ну, рассказывай, друг ситный, что за село и, самое главное, что за пан обосновался там, за лесом? Как бы нам не вскочить в стойла жолнеров…

Хмыза снял драную собачью шапку и, откашлявшись, ответил:

— Село тут Патковицы, но они, пан сотник, дальше. Здесь, если прямо выйдем из ложбинки, стоит маёнтак Патковских, их хозяина. Пан Альберт не так чтобы богат или зажиточен, но и в лаптях не ходит. Сын у него в заграницах осел, на неметчине. Здесь живёт только старый пан, его жена и дочь. Под ними с полсотни душ, как я помню, да и то почти все в селе.

У Патковского тонкая кишка. Когда я со своими людьми взял эту землю под присмотр, он со страху съехал жить в своё гумно. Всем отбрёхивался, мол, в имении какая-то дурная зараза бродит. Видать говорил это, держа в голове меня. Если его припугнуть как надо, Альберт всё отдаст сам, а заартачится, тогда спалим всё к чёртовой матери и пойдём прямо к Мельнику. Вот там-то чтобы «отрясти грушу» надо будет постараться...

— Постараться, расстараться, — заскрипел, словно немазаная дверь, заворочавшийся в темноте Кравец, — про то мы слышали. Не боись, возьмём мы за кадык и того сосунка, твоего обидчика. Меня отчего-то другое сейчас занимает. Скажи, откуда ты так хорошо русское слово знаешь?

Хмыза приосанился и косо посмотрел в сторону Степана:

— Я, — неуверенно начал он, — уже рассказывал пану сотнику. Был у меня кум, соратник в трудном, лесном деле. Он родом откуда-то с Руси. Вот я и…

Простов кивнул Ёзефу, мол, верно, было дело, человек говорил о том, и боле не допытывайся, сам ты тож бродяга не русских кровей.

— Ну, тогда добре, Хмыза, — заключил Кравец, вняв жесту своего командира, —

иди, отдыхай. Оставшееся обсудим утром, оно вечера мудренее…

Сглазил Ёзеф. Отдохнуть этой ночью Базылю толком не случилось. Сотник распорядился выставить дозорного (с чего это вдруг?) прямо возле того места, где Хмыза пристроился поспать. Но, то ещё полбеды. Что тут такого, стоит человек и стоит. Но ведь эта рыжебородая бестия половину ночи исходил на такой собачий кашель, что не давал спать всему лагерю. Люди беспрестанно ворочались, а кому было не лень, перебирались на другой край. Но и там было слыхать, как прямо раздирало сухим, дурацким кашлем этого проклятого дозорного.

Самое гадкое было в том, что отправившись спать, этот негодяй, вопреки всеобщим опасениям, перестал кашлять. Его сменили и лагерь, с облегчением вздохнув, будто вымер.

Казалось бы, длинна осенняя ночка, да и она из-за этого болезного пролетела как одно мгновение. Едва свет коснулся высокого серого неба, сотня Степана Простова поднялась. Долго засиживаться в затягивающейся туманом ложбинке не стали. Ёзеф отыскал Базыля и, выделив под его начало людей и отправил вперёд заслоны на тот случай, если кто-то решит бежать из имения, не пообщавшись с непрошенными гостями.

Нужно сказать, сделано это было по уму. Возле панского дома подняли лай какие-то бродячие псы. Пришлось повозиться, чтобы их отогнать. Благо никто в имении не всполошился. Терпеливо дождались, когда появится посыльный и сообщит, что всё в порядке. Только после этого, с наглостью и достоинством победителей Степан и Ёзеф повели сотню к дому отставного судейского Писаря. В нескольких окнах, судя по всему, видавшего и лучшие времена здания, несмотря на только вступившее в права утро, были видны отблески свечей. Кто-то всё же не спал. Сотники въехали во двор и выстроились перед парадным крыльцом в боевой порядок. К ним долго никто не выходил, хотя было видно, что внутри сразу же заметили появление гостей. Наконец, дверь осторожно отворилась и на пороге появилась дама, облачённая в чёрное, траурное платье.

Склонив голову, Степан тихо шепнул близстоящему сотенному: «Базыля сюда, быстро!», после чего, не спеша, дабы не привлекать к себе особого внимания, выпрямился в седле. В это время позади первой дамы появилась вторая, помоложе. Так же как и первая она была одета во всё чёрное. Испугавшись большого количества вооружённых людей, самым наглым образом расположившихся во всю ширь их двора, она стала за спину первой из вышедших и что-то тихо шепнула ей на ухо.