Филиппа Грегори - Дочь «Делателя королей» (ЛП)

Он слегка откидывается назад, чтобы видеть мое лицо. Я не могу оторвать взгляда от его темных глаз. Я чувствую, как краснеют мои щеки, но не в силах отвернуться.

— И тогда я поговорю с моим братом о тебе, — говорит он. — Тебя не смогут выдать замуж против твоей воли, твою мать не смогут насильно держать в монастыре.

— А король послушает тебя?

— Конечно. Без сомнения. Я встал на его сторону, как только смог держать меч в руках. Я его верный брат. Он любит меня, а я люблю его. Мы братья по крови и оружию.

В дверь стучат, и Ричард одним плавным движением оказывается за ней так, что когда слуги открывают дверь и входят с полудюжиной блюд и небольшим кувшином эля, они не могут видеть его. Они накрывают стол, расставляя тарелки и наливая эль, а затем ждут, чтобы служить мне.

— Вы можете идти, — говорю я. — Закройте за собой дверь.

Они кланяются и выходят, и Ричард появляется из тени и придвигает к столу еще один стул.

— Можно?

Это самый восхитительный ужин в моей жизни. Мы пьем из одного кубка, он ест из моей тарелки. Я забываю, как ужинала в одиночестве, ела без удовольствия, только, чтобы утолить голод. Он берет с блюда кусок тушеной говядины и предлагает его мне, а сам вытирает куском хлеба соус. Он хвалит оленину и настаивает, чтобы я тоже попробовала, он разделяет со мной пирожное. Между нами нет никакой неловкости, словно мы снова стали детьми; веселье играет в нас, словно пузырьки воздуха в чистом ручье.

— Мне пора идти, — говорит он. — Скоро в зале начнется ужин, и меня будут искать.

— Они подумают, что я стала обжорой, — я смотрю на пустые блюда на столе.

Он встает, я поднимаюсь тоже, вдруг чувствуя неловкость. Мне хочется спросить, когда и где мы увидимся снова, но чувствую, что не могу заговорить об этом.

— Увидимся завтра, — легко говорит он. — Ты пойдешь на утреннюю мессу?

— Да.

— Задержись, когда Изабель уйдет, и я подойду к тебе.

Я хлопаю в ладоши:

— Очень хорошо.

Его рука лежит на дверной ручке, он собирается идти. Я кладу руку на его рукав, я просто не могу не коснуться его. Он с улыбкой поворачивается и осторожно наклоняется, чтобы поцеловать руку, которая покоится на его рукаве. Вот и все, вот и все. Одно прикосновение — не поцелуй в губы, не ласка, но от этого легкого касания мои пальцы горят, как в огне. А потом он исчезает за порогом.

В своем темно-синем вдовьем платье я прохожу за Изабель в часовню, бросая осторожный взгляд в сторону главного нефа, где король с братьями слушают мессу. Королевская скамья пуста, там никого нет. Я чувствую болезненный укол разочарования и думаю, что ему не удастся увидеться со мной. Он обещал быть здесь утром, но не пришел. Я становлюсь на колени позади Изабель и пытаюсь сосредоточиться на молитве, но латинские слова кажутся бессмысленной скороговоркой звуков, сквозь которые слышится: «Увидимся завтра. Ты пойдешь на утреннюю мессу?».

Когда служба заканчивается, и Изабель поднимается, я не встаю вместе с ней, я опускаю голову, словно полностью погружена в молитву. Она нетерпеливо вздыхает, а затем оставляет меня в покое. Ее дамы выходят из часовни, я слышу, как за ними закрывается дверь. Священник, стоя спиной ко мне, убирает с алтаря святые дары, а я, сложив руки и закрыв глаза, начинаю молиться так истово, что не слышу, как Ричард подходит и встает на колени рядом со мной. Я чувствую его прежде, чем успеваю открыть глаза — легкий аромат мыла и чистый запах кожи новых сапог, тихий шелест одежды, когда он опускается на колени, запах раздавленного цветка лаванды под его ногой и, наконец, тепло его руки поверх моих сплетенных пальцев.

Я медленно, словно просыпаясь, открываю глаза, и он улыбается мне.

— О чем ты молишься?

Кажется, это самый подходящий момент, чтобы сказать: «О тебе».

— На самом деле ни о чем.

— Тогда я скажу тебе, что ты должна молиться о своей свободе и свободе своей матери. Должен ли я просить Эдуарда за вас обеих?

— Не мог бы ты попросить об освобождении мамы?

— Я мог бы это сделать? Ты действительно этого хочешь?

— Конечно. Как ты думаешь, она могла бы вернуться в замок Уорик? Ее пустят туда? Или она сможет вернутся в какой-то из других наших домов? Как ты думаешь, она захочет остаться в Болье, даже если ее освободят?

— Если она решит остаться в аббатстве и будет управлять своими землями оттуда, у тебя не будет ничего, и тебе все равно придется жить у сестры, — тихо говорит он. — Если Эдуард простит и освободит ее, она по-прежнему останется богатейшей женщиной, но никогда больше не появится при дворе; будет жить богатой отшельницей. Тебе придется жить с ней, и у тебя не будет ничего своего до самой ее смерти.

Священник убирает чашу в хранилище, перелистывает страницы Библии и вкладывает шелковую закладку между листов, потом почтительно кланяется кресту и идет к двери.

— Иззи будет в ярости, если не получит состояния моей матери.

— А что будешь делать ты, не имея ничего? — спрашивает он.

— Я могла бы жить с мамой.

— Ты действительно хотела бы жить в уединении? И не иметь приданого. Только то, что она захочет дать тебе. Если ты в будущем захочешь выйти замуж… — он замолкает, словно эта мысль только что пришла ему в голову. — А ты хочешь выйти замуж?

Я простодушно смотрю на него.

— Я ведь никого не вижу, — говорю я. — Они не позволяют мне бывать в обществе. Я вдова в мой первый год траура. Кто на мне женится, если никто не может даже поговорить со мной?

Его глаза прикованы к моим губам.

— Ты говоришь со мной.

Я вижу, как он улыбается.

— Иногда, — шепчу я. — Но это не похоже на ухаживания, когда думают о браке.

Дверь за нашими спинами открывается, и кто-то входит, чтобы помолиться.

— Может быть, тебе нужна своя доля наследства вместе со свободой, — очень тихо говорит Ричард мне на ухо. — Может быть, твоя мать должна остаться там, где она сейчас, и разделить свое состояние между вами с сестрой. Тогда ты была бы свободна жить своей жизнью и сделать собственный выбор.

— Я не смогу жить одна, — возражаю я. — Мне не позволят. Мне всего пятнадцать лет.

Он снова улыбается и немного пододвигается так, что его плечо касается моего. Я хочу прижаться к нему, хочу, чтобы он обнял.

— С независимым состоянием ты сможешь выйти замуж за любого человека по своему выбору, — он не повышает голоса. — Ты принесешь своему мужу огромное приданое. Любой мужчина в Англии будет рад жениться на тебе. Большинство из них будет отчаянно желать тебя.

Он делает паузу, чтобы дать мне возможность обдумать его слова. Он поворачивается ко мне, его карие глаза серьезны.

— Можешь быть уверена в этом, леди Энн. Если я добьюсь, чтобы твое состояние вернули тебе, все мужчины будут у твоих ног. Твой муж станет одним из крупнейших землевладельцев королевства и будет связан с древнейшей английской семьей. Ты сможешь выбирать среди лучших из них.