Том Шервуд - Серые братья

Бэнсон почти дошёл до столов, а внятного объяснения так и не выдумал. «Плохо дело», – решил уже он и вдруг услыхал голос мастера Альбы. Близко, как если бы старик стоял всего в полушаге. « Я вижу …», – отчётливо сказал Альба. Бэнсон недоумевающе повёл головой, сделал ещё пару шагов, прислонил щит с приколотым к нему Ричардом к одному из столов и, когда, выпрямившись, встретился взглядом с напряжённым взглядом хозяина, Альба снова сказал: « Я вижу мысли ». И Бэнсон понял.

– Я вижу мысли, – негромко и быстро сказал он, подавшись к Дюку.

Дюк недоумевающе, а затем с видом страшной догадки вскинул брови.

– Опасные мысли? – торопливо переспросил он. – Как у Глустора?!

Бэнсон, протискиваясь между столов, кивая на вопрос Дюка, добавил:

– Отойдём в сторону!

Дюк, опасливо оглянувшись, отошёл вместе с ним.

– Ты что-то увидел в мыслях у Ричарда? Что? Говори!

Но Бэнсон, прежде чем ответить, демонстративно встал так, чтобы закрыть хозяина спиной от охранников. Потом сказал:

– У него есть сообщник. Если он сейчас стоит у стола – плохо дело. Кто приказал охране взять пистолеты?

– Я…

– Если у него сейчас два пистолета, то, возможно, первая пуля будет мне в спину, а вторая, когда я упаду…

Дюк, побледнев, осторожно выглянул из-за спины Змея.

– Стэнток! – прокричал он. – Всем положить пистолеты! И отойти от столов, всем!

Обрывком взгляда отметив, что приказание выполняется, он снова торопливо спросил:

– Ну так и что?!

– Я увидел его мысли, как только подошёл. Сегодня он должен был вас убить.

– Ме-ня?!

– Да. Его подкупил Воглер.

– Но… Как же… Ричард был у меня самым преданным! Проверенным за много лет!!

Бэнсон с укоризной посмотрел ему прямо в глаза.

– А вы, – сказал он, понизив голос до полушёпота, – если бы захотели нанять кого-то, чтобы убить Воглера, неужели не обратились бы к самому преданному?

Дюк схватился за голову.

– А кто, – спустя минуту спросил он, – сообщник? Ты же видишь мысли! Обернись, посмотри!

– Не всё так просто, – ответил Змей. – Я разгорячён схваткой. Чтобы увидеть, мне нужно остыть. А для этого требуется какое-то время.

– Так, так, – задумавшись, проговорил Дюк. – Ну, а сейчас-то что делать?

– Первое, – сказал Бэнсон, – следует запереть все пистолеты в оружейную комнату. Второе – приказать, чтобы все теперь ходили только по трое. Если кто-то попробует сбежать, или напасть – двое его сразу же схватят…

– Ты говоришь, – вдруг перебил его Дюк, – сообщник в мыслях у Ричарда был только один?

– Один. Это точно.

– Но почему, – снова недоумевающе вскинул брови Дюк, – почему ты не убил Ричарда сразу, как только увидел, что он подкуплен? Зачем нужен был весь этот цирк с поединком?

– Сразу – нельзя, – рассудительно ответил Бэнсон. – А если б сообщник, якобы бросившись на защиту своего командира, немедленно пристрелил бы меня? Кто бы тогда рассказал вам, в чём дело?

– Да, да, да, да, – потрясённо выговаривал Дюк. – Да, не удалось с Глустором – этот гад подкупил Ричарда. Но как? Как он мог с ним связаться? Ведь не письмом же!

– Я в вашем обществе новичок. Откуда мне знать ваши отношения с друзьями-врагами? Здесь думайте сами. Моё дело – сейчас второго найти.

– Найди! Найди его, Змей!! – Дюк схватил Бэнсона за липкий от ричардовой крови рукав. – Найди мне его до завтра. Потому, что завтра ночью у меня – званый бал. Будет много гостей. Мне придётся вернуть пистолеты охране. Найди его до завтрашней ночи!

Бэнсон, внутренне облегчённо вздохнув, обернулся, посмотрел на щит с телом Ричарда и, с напряжением сдвинув брови, ответил:

– Найду.

Бэнсон понимал, что убийство командира охраны – преждевременный и опасный поступок. Но оказалось – всё к лучшему. Во-первых, – и Змей это явственно видел, – отношение к нему всей охраны существенно изменилось. До поединка его просто боялись. Теперь, увидев в нём человека, безоглядно защищающего справедливость, его стали искренне уважать. А во-вторых – хозяин предоставил Бэнсону полную свободу действий. Как любой тиран, Дюк мучился от ни на секунду не отпускающего его страха. Негасимая искра совести говорила ему, что рано или поздно приходит возмездие за любое совершённое зло, – но, в силу странной закономерности, Дюк, как и все тираны, не стремился исправить , искупить сотворённое им, а все силы и власть спешил употребить на то, чтобы спастись от возмездия. Поэтому он заперся в своём кабинете, а Бэнсон получил возможность расхаживать по всему огромному четырёхэтажному серому дому и высматривать, где же прячется тот ужасный, так удачно придуманный им убийца.

Вечером следующего дня Бэнсон постучал в дверь кабинета хозяина. Дюк, спросив, кто стучит, сначала приоткрыл дверь, посмотрел, и лишь после этого впустил телохранителя в кабинет.

– Нашёл? – торопливым шёпотом спросил он у Змея.

– В доме и в имении его нет, – ответил телохранитель.

– Но вся охрана на месте?

– Да, вся на месте.

– И что это значит?

– Это может означать только одно. Что убитый Ричардом охранник – и был его помощник. Видимо, показался не очень надёжным, или плату затребовал непомерную… В общем, я оказался на стрельбище в тот момент, когда Ричард, воспользовавшись пустячным поводом, этого сообщника застрелил. Вы ведь расспросили и людей, и Стэнтока?

– Да, конечно. Повод действительно был вздорным.

– Значит, опасности нет. Можете выйти.

– Как хорошо! – выдохнул Дюк, вытирая со лба мелкий пот. – Ведь ночью съедутся гости! – И вдруг, повернувшись в сторону окна, добавил: – Погоди, Воглер! Будет тебе сюрприз!

– Воглер тоже приедет? – как бы невзначай поинтересовался Бэнсон.

– А иначе зачем я затевал бы этот невиданный бал! О, не только Воглер сегодня приедет. Все мои соперники по искусству будут плясать, и кушать, и пить, и корчиться от чёрной зависти здесь, внизу, в главном подвале!

С этой минуты Бэнсон был словно привязан к хозяину: тот, проникшись ещё большим доверием, потребовал, чтобы Змей был неотлучно при нём.

«Соперники по искусству»! Ночью Бэнсон хорошо рассмотрел, что это за искусство.

Любой бал – праздник. Благоухающая, терпкая смесь движения, музыки, красоты и восторга. Бэнсон никогда не видел настоящего дворянского бала, но имел о нём представление, взятое из книг, картин светских художников и рассказов Генри, библиотекаря Томаса Локка. На его, пусть даже не искушённый взгляд, бал – это несколько часов предельно высокого полёта души. А вот у Дюка всё было иначе.

Ночь придавила землю тьмой – холодной и влажной. Но в доме-крепости не светилось ни одного окна. Бэнсон и Дюк стояли возле главного входа, освещаемые тусклым глазом единственного фонаря. Медленно, освещённые такими же тусклыми глазками, подкатывали экипажи. Из них выбирались одиночки и пары – и все, даже женщины, были в масках. Было странно, что Дюк встречал гостей не в жарко нагретом холле или же в зале. Нет, он почти час стоял здесь, на холоде, и первое, на что падал взгляд выбирающихся из карет, был его фиолетовый, с красной изнанкой плащ и золотая, закрывающая щёки и нос, полумаска.