Вячеслав Бондаренко - День «Б»

Дверь в здание радиоузла была приоткрыта. НКВДшник быстро и бесшумно вошел в дом, внимательно осматриваясь по сторонам. Откуда-то со второго этажа доносились громкие голоса.

…А между тем там происходили довольно-таки неожиданные события. Перепуганный насмерть немец-радист внезапно снял с головы наушники и, легко перемахнув через пульт, выбил из рук Латушки пистолет. Поймав одобрительный взгляд Владимира, Валентин Рихтер улыбнулся.

— Ах, сколько было пафоса, сколько стараний, господин Латушка! И все напрасно!.. — иронично произнес он, не давая лидеру националистов вырваться.

— Лейтенант! — крикнул тот, бешено сопротивляясь. — Стреляйте в немца, немедленно! Я приказываю!

— Не стоит труда, лейтенант, — внезапно произнес Владимир, обращаясь к Джиму по-английски. — Я не немец, а ваш союзник…

Джим застыл на месте, как скованный.

— Послушайте, лейтенант, — торопливо произнес Владимир, пользуясь замешательством англичанина, — я и мой коллега представляем секретную разведывательную службу Красной Армии. Вы находитесь на территории, подконтрольной нашим вооруженным силам, а потому во избежание кровопролития вам лучше прекратить сопротивление… Мы ведь союзники! Неужели вы допустите, чтобы конфликт между представителями двух великих армий перешел в войну между Британией и СССР?!

— Мне приказано всецело содействовать мистеру Латушке, — машинально ответил Кэббот.

— Вот и прекрасно! — кивнул Владимир. — Считайте, что содействие Латушке вы оказали — он же попал в эфир и сказал там все, что считает нужным. А дальше — не ваша забота.

— Как «не ваша забота»? — крикнул Латушка, тщетно пытаясь разжать стальную хватку Рихтера. — Вы предоставлены правительством Его Величества в мое полное распоряжение!..

— Только до эфира, мистер Латушка. — Джим словно очнулся. — Только до эфира. Сейчас, когда ваше заявление услышали все цивилизованные страны, таким мелким пешкам, как мы, больше не место в одном помещении с господином самопровозглашенным президентом новой республики… Слишком много чести для нас!

— И вы оставите меня на съедение этим большевистским зверям? — воскликнул Латушка.

— Ну, по идее сейчас сюда должна ворваться президентская гвардия, — пожал плечами Кэббот, — бойцы национальной армии, министры и парламентарии вашей страны… В конце концов, разъяренный народ, готовый защитить своего любимого президента!

— Увы, — улыбнулся Рихтер, — это относится к области сказок. Потому что никто, кроме нас троих, заявления Латушки не слышал.

— Как? — хором воскликнули Латушка и Кэббот, один по-белорусски, другой по-английски.

— Очень просто. Никакого прямого эфира во время его выступления не было. Зато шла запись на магнитофонную пленку, которая станет вещественным доказательством во время суда.

И в этот момент в дверях студии появился рослый немецкий солдат, стриженный ежиком. В руке он сжимал пистолет. Загремели выстрелы.

Услышав голос немца, Кен Оукли хотел было выстрелить, но осекся. Он не сразу осознал, что вопрос был задан на английском языке.

— Что, не ожидал услышать родную речь? — усмехнулся капитан Николай Чёткин, спускаясь в подземелье. — Отвык уже, бегая по немецким тылам?

Кен продолжал держать незнакомца на прицеле.

— Ты кто? — хрипло спросил он.

Чёткин усмехнулся.

— Ресторан помнишь?.. Ты меня тогда от пули спас…

Оукли недоуменно поднял брови, вспомнив ситуацию в ресторанчике.

— И что? — спросил он. — Решил отблагодарить меня?.. Ты кто?..

— Союзник, — коротко отозвался Чёткин, присаживаясь на корточки перед бомбой и не обращая внимания на оружие в руках британца. — Что, «Грабо»?..

— Она, — сам не зная почему, кивнул Кен.

— И лежит на боковом взрывателе, стерва, — задумчиво продолжил Чёткин. — Эх, давненько я не брал в руки шашек… Давай помогай.

…Через сорок минут оба, пошатываясь от усталости, выбрались из подвала в коридор. В руках Чёткин держал вывернутые донный и боковой взрыватели.

— Теперь уже не рванет, — устало бросил он. — Ну что, союзник, потопали?

— Куда? — насторожился Кен.

— К своим, конечно. Не к немцам же…

Они свернули за угол. Оукли шел первым и вдруг, споткнувшись обо что-то тонкое и металлическое, полетел носом на пол.

«Мина, — мгновенно подумал Николай, заметив порванный блестящий шнур на полу. — Прыгающая “Шпренгмине S-35”… У меня есть четыре с половиной секунды».

— Лежи-и-и-и!.. — заорал он что есть мочи, бросаясь к мине и исчезая вместе с ней за дверью какого-то зала.

От взрыва, казалось, рухнет все здание Дома Красной Армии. Металлические шарики, которыми был начинен корпус мины, звонко хлестнули по стенам, воздух заволокло пороховой гарью, рухнули остатки стекол, до сих пор каким-то чудом державшиеся в рамах, душно запахло штукатуркой… Оглушенный взрывом Кен медленно приподнялся с пола, шатаясь, неверной походкой прошел ко входу в зал, в котором скрылся русский. И, взглянув на то, что осталось от Николая Чёткина, понял, что советский разведчик только что спас ему жизнь…

Владимир очнулся от нестерпимой боли. Он лежал на полу в радиостудии, поперек его тела лежал бесчувственный Джим Кэббот. Соколов чувствовал, что мундир на груди и животе насквозь мокрый от крови, но не мог понять — кровь ли это англичанина или его собственная.

Сознание мутилось, но капитан все-таки смог приоткрыть глаза и скосить их налево. Там, у распахнутого окна на улицу, присевший на корточки немецкий солдат аккуратно распарывал ножом мундир на груди мертвого Вали Рихтера. Латушки в комнате не было. Но где этот авантюрист, Владимира в данную минуту почему-то не волновало.

«Сообщник, — мутно подумал Соколов, чувствуя, как внутри закипает ненависть к убившему Валю подонку. — Выбрал момент у двери, сволочь…» Но в следующий момент пришла другая мысль: «А откуда сообщник Латушки может догадываться о том, что на груди у Вали — мандат с его полномочиями?»

Сомнений не было — перед ним был преступник, убивший Антона Денисеню и подпольщика — хозяина явки. Не просто немец, не просто помощник предателя, но матерый враг, знавший о том, что в Минске работает советская разведгруппа.

Очень осторожно, стараясь не привлечь к себе внимание изучающего документы Рихтера убийцы, Владимир попытался дотянуться до пистолета, выроненного им на пол. Но тяжелое тело англичанина мешало это сделать.

Между тем стриженный ежиком солдат развернул шелковый лоскут, извлеченный из подкладки мундира Вали, и удовлетворенно буркнул под нос по-русски:

— Ну вот, третий уже…

«Ах, ты еще и русский?! — Владимира словно ожгло изнутри. — Ах ты, падаль власовская…» Но тут же на смену возмущению пришла другая мысль: почему он назвал Рихтера «третьим»?.. Уж не потому ли, что вторым был Денисеня, а первым — Загладин?..