Георг Борн - Невеста каторжника, или Тайны Бастилии

— Качайте воду! Ведра, ведра! Тащите ведра с водой и лейте в щели! — кричал Марсель.

Из трюма доносились отчаянные крики. Сначала беспорядочные, они превратились в сплошной вой. Изнутри делались попытки приподнять люки. Солдаты пресекали их, становясь ногами на тяжелые крышки.

Первоначальная растерянность постепенно уступала место подобию порядка. Люди поняли, что им надо делать и уже обходились без команд.

В некоторых местах от огня стал трескаться палубный настил.

— Лейте воду на палубу! — крикнул Марсель. — Как можно больше воды.

Но огонь в трюме разгорался. И вот уже в нескольких местах он, несмотря на все усилия, вырвался наружу.

— Ох, — выдохнул капитан, — пропащее дело! Хоть бы эти негодяи сгорели заживо.

— Думаю, прежде они задохнутся в дыму, — проговорил Марсель.

— Через минуту я прикажу спустить на воду шлюпки, — пробормотал капитан. — Нам не спасти корабль. Да и не спастись самим.

— Погодите, капитан. Может, нам удастся сбить пламя…

— Сударь, это бесполезно. Вы видите — поднялся ветер, — с безнадежностью отчаяния вымолвил капитан. — Он превратит наш баркас в пылающую жаровню.

Но надежда не оставляла Марселя.

I. ЖЕНЩИНА–ШПИОН

Герцогиня Рубимон приехала в Версаль, надеясь встретиться там с маркизой Помпадур. Быстро миновав анфиладу комнат, ведущую к покоям маркизы, она вошла в картинную галерею, к которой примыкали приемные залы короля. И в то самое мгновение, когда она уже почти прошла галерею, откуда‑то сбоку донесся приглушенный, но хорошо знакомый ей голос. Герцогиня невольно замедлила шаги. «Герцог Бофор! — сказала она себе, напряженно прислушиваясь. — Или я ошибаюсь?»

Невнятно, то тихо, то чуть громче, слышались голоса, доносившиеся из ближайшего приемного зала. Герцогиня, так же напряженно прислушиваясь, подумала: «Один, конечно, Бофор… Но кто же другой? Я должна узнать это!»

Герцогиня, настороженно оглядевшись, быстро шагнула в боковой коридорчик и спряталась в нише, тесно увешанной картинами. Стены были довольно тонкими. Более того, в глубине ниши была небольшая потайная дверь, через которую король мог пройти в галерею. Сейчас дверь была заперта и завешена тяжелой шитой золотом портьерой.

Герцогиня осторожно, но решительно отодвинула парчовую портьеру и приникла к двери. Теперь она совершенно отчетливо могла слышать, что говорилось в соседней комнате.

Да, герцогиня не ошиблась — один из невидимых ей собеседников действительно был герцог Бофор. Но кто же был другой?

Спустя несколько напряженных мгновений, показавшихся ей удивительно длинными, лицо герцогини озарилось торжеством — она узнала второго. И едва удержавшись, чтобы не вскрикнуть, прошептала: «Виконт де Марильяк!» И тут же снова приникла ухом к двери, стараясь не пропустить ни слова.

Герцог Бофор говорил:

— Да–да, виконт, есть такие существа, которых нельзя умертвить никаким способом. Они удивительно живучи. Их можно пытаться заколоть или пристрелить, даже разрезать на куски, но они все равно сумеют вывернуться. Их просто невозможно сжить со света.

Марильяку наконец удалось вставить слово — до сих пор ему это почти не удавалось — и он с недоверчивым сомнением проговорил:

— Неужели, ваше сиятельство, невозможно отыскать средство, чтобы уничтожить такое существо?

«Они говорят о маркизе», — решила герцогиня, продолжая ловить каждый звук.

— До сих пор вам ни разу не повезло в этом, виконт, — раздраженно ответил Бофор. — Так что оставьте меня с вашими новыми планами. Я не хочу ничего о них слышать. Докажите делом. Что значат пустые слова и пустые планы? Да–да, сначала сделайте, а потом скажите мне об этом: «Герцог, наконец‑то мне удалось!» И тогда я отвечу: «Марильяк, вы заслужили высокое звание придворного маршала!»

Герцогиня вдруг засомневалась: «А может быть, они говорят о Шуазеле?»

Марильяк тем временем негромко продолжал:

— Да, ваша правда. Мы уже дважды потерпели неудачу в этом деле, хотя оба раза я был твердо уверен в успехе. И тогда, когда этот Нарцисс передал ей письмо, я тоже не сомневался, что теперь‑то все в порядке. И опять ошибся. И тем не менее мы ведь не можем отказаться от своей цели. — Марильяк умолк и через несколько мгновений уверенно проговорил: — В один из ближайших дней мы услышим новость, которая громом поразит весь королевский двор.

Бофор негромко рассмеялся.

— Что ж, мне нравятся приятные неожиданности, виконт. И вы знаете, что я умею быть благодарным за полученное удовольствие. Когда же случится то, о чем вы говорите, уверяю вас — вы получите маршальский жезл.

Марильяк ответил чуть громче, он явно был взволнован:

— Я имею честь считаться вашим сторонником и очень дорожу этим. И если маркиза возвела своего фаворита в герцогское достоинство, то вы обладаете не меньшей силой, чтобы выполнить ваше обещание мне.

Голоса затихли, — очевидно, герцог Бофор и виконт, окончив разговор, перешли в соседний зал.

Герцогиня Рубимон выпрямилась и опустила портьеру — с нее было достаточно, она слышала все, что хотела услышать, и даже больше.

«Итак, это, несомненно, касается маркизы», — уверенно сказала она себе и направилась к выходу из картинной галереи, чтобы пройти в покои маркизы Помпадур. Та только что закончила свой утренний туалет и вышла в приемный зал, где, помимо герцогини Рубимон, уже ждали несколько министров и придворных дам.

Помпадур вступила в зал с сознанием собственного величия и надменно выслушала подобострастные приветствия как само собой разумеющееся, показав тем самым, что она прекрасно знает себе цену.

Поговорив с министрами о некоторых государственных делах, она рассеянно кивнула и обернулась к дамам. Поздоровавшись легким кивком с герцогиней Рубимон, уселась на услужливо пододвинутый лакеем золоченый стул и проговорила:

— Госпожа Л'Опиталь, кажется, собиралась сообщить нам какую‑то новость.

Дамы насторожились.

— Не знаю, мадам, говорили ли вам уже о недавнем приезде удивительного чужеземца, — начала с улыбкой госпожа Л'Опиталь, — но вот уже несколько дней во всем Париже только и разговоров, что об этом необычном иностранце, утопающем в небывалой восточной роскоши.

— Но кто же он? — с нескрываемым и несколько недовольным любопытством перебила ее маркиза. — И почему при дворе ничего не знают о нем?

Л'Опиталь принялась объяснять:

— Несомненно, он принадлежит к числу тех, кто умеет и любит окружать себя таинственностью. Маркиза д'Эстард думает, — а она весьма опытна в таких делах, — что в Париже появился некто, побывавший в дальних странах и привезший оттуда несметные богатства. Парижане называют его армянином, потому что он одевается весьма странно. Его всегда сопровождает черный арап. Сам же он весьма сдержан и неразговорчив — немногим удалось услышать его.