Михаил Голденков - Тропою волка

Однако Бог уберег Жмайтию от того разгрома, что царил в остальном Княжестве, хотя стоявшие в Кейданах ливонские солдаты шведского короля прилично обобрали город. Тихо и спокойно было в Россиенах, где Александра Биллевич каждый день ждала письма от возлюбленного мужа. Последняя весточка пришла от Кмитича более месяца назад. Скупое письмо на жмайтском включало несколько коротких выражений: Sveikata géra, gyventa, ketina Drutsk — у меня все хорошо, живой, еду в Друцк. Но больше никаких писем не доходило до Алеси. Уже клонилась к закату осень, пооблетали все листья, в воздухе кружились первые холодные снежинки, правда, быстро тающие, и настроение у пани Биллевич-Кмитич становилось тревожным. «Где там мой Самуль? Жив ли? Почему не даст о себе знать так долго?»

И вот тоскливую будничность Россиен оживило прибытие отряда литвинских гусар. В город приехали витебский судья Дворецков, чья семья еще под влиянием Миколы Радзивилла Черного перешла в лютеранство, и полковник Великого гетмана пан Ворона, полоцкий шляхтич, бежавший в свое время из города от московских захватчиков. Карета этих послов пана Сапеги остановилась напротив дома Биллевичей. Из дверей кареты вышел Дворецков, в великолепном темно-голубом камзоле и в модном парике «три бриды» с коком надо лбом. Лицо судьи было безупречно выбрито, в руке трость. В сопровождении полковника, в самом деле, похожего на ворону в своей черной шапке, с птичьим длинным носом и черными глазами, Дворецков попросил сразу же провести его к пани Биллевич-Кмитич по очень важному делу. Алеся вышла встретить гостей.

— Давайте присядем, — как можно мягче сказал ей Дворецков, и они сели в гостиной за столом, устланным белоснежной скатертью.

Дворецков несколько колебался. Ему выпала непростая миссия: объявить жене Самуэля Кмитича о гибели ее мужа и затем дать слово полковнику Вороне. Дворецков, человек образованный, умный и деликатный, чувствовал неловкость, явно отягощенный своей нелегкой задачей, исполняемой впервые. Он даже был несколько обижен на Сапегу, что тот взвалил на его сугубо гражданские плечи такую неприятную ношу, оставаясь при этом сам в стороне.

— Пани Кмитич, — говорил, слегка волнуясь и потирая руки, Дворецков, — сейчас война. Столько людей гибнет! И военных, и гражданских… Куда больше горя, когда погибают ни в чем не повинные женщины, дети, старики, которых убивают непонятно за что. И в таких условиях гибель солдат уже не кажется чем-то особенным. Но каждый солдат — это тоже чей-то сын, чей-то брат, чей-то муж…

— Вы хотите мне что-то сообщить про мужа? — Алеся вся напряглась и побледнела.

— Так, пани, — кивнул своим светло-рыжим коком парика судья, — мужайтесь, дорогая моя пани Александра. Князь Сапега имеет донесение от полковника Лисовского, что его отряд повстречал остатки разбитого под Друцком отряда пана Кмитича. Те сказали, что… ваш муж погиб. Видели, как он после выстрела упал из седла на проселочной дороге во время короткого боя.

— Что? — тихо переспросила Алеся таким тоном, словно слова судьи ее оскорбили до глубины души. Она медленно встала, ее глаза закатились, и пани Биллевич стала заваливаться на бок. Но опытный боевой полковник Ворона проявил проворство и подхватил потерявшую сознание женщину, не дав ей рухнуть на пол…

Алеся не помнила, сколько пролежала в обмороке. Кажется, совсем недолго, ибо когда она вновь открыла глаза, то лежала на кровати с мокрым рушником на голове, а ее служанка, сорокалетняя жмайтка Труде, женщина заботливая и добрая, но крайне простого нрава, громко отчитывала судью:

— Зачем такое вообще сообщать тяжарной женщине, пан судья! Пани на четвертом месяце, скоро уже и пятый месяц пойдет, а вы ей такие вещи говорите!

— Поймите, уважаемая, — оправдывался судья, — не сказав пани Александре первое, мы не можем приступить ко второму делу…

Алеся со стоном села, убирая мокрый рушник. Труде, судья и полковник тут же обернулись к ней и быстро подошли к кровати, но Алеся остановила всех протянутой вперед ладонью.

— Как вы, пани Александра? — спросил судья. — Как вы себя чувствуете?

— Уже лучше, — холодным и каким-то бесцветным голосом ответила Алеся.

— Вы бы поплакали, пани! — сама плачущим тоном попросила Труде, со слезами на своих больших голубых глазах. — Не держите в себе!

— Вы подумайте о вашем будущем ребенке, — продолжал успокаивать Алесю судья, — старайтесь не нервничать. Князь Сапега очень соболезнует вам и обещает не оставлять вас в беде.

— Так, — вперед вышел Ворона, — лично я исполняю обязанности вроде как свата. Гетман просит вашей руки и передает этот скромный дар, — и Ворона, церемониально опустившись на колено, протянул пани красную бархатную коробку, где лежала диадема с алмазами. Но Алеся не обратила на нее никакого внимания. Она машинально протянула руку, взяла коробку и положила рядом с собой на кровать, словно то была кружка с водой. Впрочем, и кружку с водой уже протягивала заботливая Труде, опустившись перед хозяйкой на корточки.

В голове Алеси кружился какой-то смерч из мелких камушков — красных, черных, зеленых, синих, желтых, белых… «Что за чушь? Самуль не погиб. Я знаю, он жив. Это какая-то ошибка».

— Вы видели тело? — медленно подняла Алеся глаза на судью.

— Нет, — покачал тот своим кустистым париком.

— А вы? — она медленно повернула голову к полковнику Вороне.

— Нет, пани, не видел.

— А кто видел? Где он похоронен?

Судья и полковник растерянно переглянулись. Вопросы были просты и правомерны. В самом деле, никто не видел тела мертвого Кмитича.

— Тут вот какое дело, — стал объяснять Дворецков, пытаясь и сам понять это, как ему уже самому начало казаться, запутанное дело, — гетман Сапега видел. Но не Кмитича, а его коня, которого удалось поймать и привести.

— Коня Кмитича я тоже видел, — кивнул Ворона, — на седле пятно крови. А это о многом говорит.

— Чьей? — бесстрастно спросила Алеся. — Чьей крови пятно?

Полковник вновь растерянно посмотрел на судью:

— Полковника Кмитича, надо полагать.

— Это конь так сказал?

Тут уже оба мужчины не на шутку смутились. Но дерзкий вопрос списали на шоковое состояние пани Биллевич.

— А ведь и в самом деле! — неожиданно поддержал Алесю судья. — Кто даст гарантию, что это пятно крови именно полковника Кмитича?

Ворона молчал, тупо глядя перед собой. Он ничего не мог ответить.

— Вы любите лошадей? — продолжала задавать странные вопросы Алеся, глядя на полковника.

— Так, — неуверенно кивнул тот.

— Скажите, если бы вы упали с коня, ваш конь бы убежал или остался стоять рядом со своим хозяином?

— Мой бы остался, — ответил Ворона.

— Конь Кмитича остался бы и подавно, — не то рассуждала, не то утверждала Алеся. Выглядела она по-прежнему бледной, несколько вялой, но ее глаза уже ожили. В голове самой пани Биллевич круговорот из цветных камушков стал постепенно укладываться в мозаику более-менее четкой картины. Правда, сама картина пока что еще состояла из отдельных кусков, мало связанных друг с другом, но многое уже прорисовывалось в весьма разборчивые формы.