Сабина Мартин - Маска

Она задумчиво посмотрела на кружку. Что, если она сама умрет, когда убьет де Брюса? Неужели ее ярость, которая все эти годы поддерживала в Мелисанде волю к жизни, погаснет?

Агнесса закашлялась.

— Мерзавец! — крикнула она и плюнула Мелисанде в лицо.

Не обращая на женщину внимания, Мелисанда утерлась. Она чувствовала, что теперь-то Агнессе не удастся сдержать крик. Обвиняемая опять плюнула, но на этот раз ее плевок не долетел.

— Вы, мужики, все одинаковые! — рявкнула она. — Вам нужно только удовольствие, а потом вы нас швыряете в сторону, как гнилое яблоко. Ко всему вы еще и трусы.

Осекшись, она обмякла и разрыдалась.

«Хорошо бы, если бы она оставалась в таком настроении до возвращения Земпаха», — подумала Мелисанда. Пускай эта женщина и совершила страшное преступление, Мелисанде не хотелось мучить ее больше, чем нужно. Хотя бы для того, чтобы не доставлять такое удовольствие Земпаху.

— Я никогда не сознаюсь. Никогда. А тебе я все расскажу, потому что Господь справедлив и лишил тебя голоса. К тому же твое слово ничего не стоит. Ты еще хуже того подонка, который бросил меня в беде. «Убей его! — кричал он, когда я умоляла оставить ребенка. — Убей его и не докучай мне больше, дура!» Он повторял эти слова снова и снова. — Обуреваемая яростью, страхом и отчаянием, женщина плакала навзрыд.

Но Мелисанде не было ее жаль. Агнесса согрешила, причем дважды. Вначале она отдалась мужчине, который не был ее мужем, а затем убила плод их греха. Она была бесстыдной искусительницей и детоубийцей.

Мелисанда взяла дощечку.

«Я буду пытать тебя, пока ты не сознаешься», — написала она.

Агнесса недоуменно уставилась на слова. Написанные буквы были ей, должно быть, столь же чужими, как и латынь на мессе.

Вскоре Земпах и писарь вернулись.

Мелисанда надела на обвиняемую жом для пальцев. Агнесса вскрикнула, жалобно и возмущенно. Но признаваться она не собиралась.

— Ладно, — сказал Земпах. — Неси шлем и крыс, я хочу посмотреть, как это работает.

Мелисанда повиновалась. Шлем она поставила перед Агнессой. На нем виднелись ошметки кожи — на самом деле кожа была не человеческой, а куриной, Мелисанда поручила одному из стражников купить ее как раз на такой случай.

У Агнессы от ужаса расширились глаза.

Рядом со шлемом Мелисанда поставила клетку с четырьмя крысами. Зверьки беспокойно метались по клетке и принюхивались. Их усы подергивались, черные глазки, казалось, горели от предвкушения пиршества.

— Женщина, они сожрут твое лицо! Обгрызут твой язык, полакомятся твоими аппетитными щечками. А потом спустятся по твоей глотке в желудок и начнут есть тебя изнутри.

Агнесса молчала, и Земпах кивнул. Мелисанда надела на Агнессу шлем, оставив забрало поднятым, чтобы детоубийца в любой момент могла сознаться. Она осторожно подняла первую крысу за хвост и помахала ею перед носом Агнессы. Когда она уже готова была запихнуть животное в шлем, обвиняемая сдалась.

— Да! — крикнула женщина. — Да, я это сделала.

Крысу отправили обратно в клетку.

— Что ты сделала, дура?

Земпах был вне себя от ярости. Не потому, что эта женщина убила своего ребенка, ему не было до этого дела. Нет, он злился по другой причине: уж слишком быстро она призналась, лишив его удовольствия наблюдать пытку крысами.

Мелисанде стало стыдно. Ее злость на Агнессу вдруг улетучилась, ей даже немного стало жаль обвиняемую.

— Я ничего не могла поделать, — расплакалась Агнесса. — Я этого не хотела! Не хотела!

Ее голос становился все громче.

— Чего ты не хотела? Что ты сделала? — кричал Земпах. — Отвечай, иначе тебе опять наденут шлем на голову. И он останется там до полуночи!

Надежда вспыхнула в глазах Земпаха, но ей не суждено было осуществиться.

— Начались роды. Живот заболел, и я спустилась в подвал. Было очень больно. И боль не прекращалась. Но потом показалась головка, и уже вскоре я держала на руках окровавленное тельце. Я ничего не чувствовала. Ребенок был чужим. И уродливым, как гном. Он молчал, и я подумала, что он мертв. Но потом я его тряхнула, и он вдруг заорал. Никто не должен был узнать о нем, и я умоляла его не кричать. Но он все кричал, громче и громче. И я зажала ладонью его рот. А потом он умолк…

Она набрала воздуха в легкие, чтобы продолжить, но Земпах перебил ее. Его голос эхом отдавался от стен:

— И все же тебя нашли, дьявольское отродье! Одно я тебе скажу точно: если ты посмеешь обвинить какого-нибудь почтенного мужчину в том, что он соблазнил тебя, суд приговорит тебя к долгой и мучительной смерти. Тебя похоронят заживо. Писарь! Вы все записали?

Кивнув, писарь собрал пергамент, чернильницу и перья. Его лицо оставалось совершенно невозмутимым. Склонив голову, он последовал за Земпахом. Уже у двери советник оглянулся:

— Завтра соберется суд. Проследи, чтобы с ней все было в порядке. Завтра ей предстоит тяжелый день.

Наступил вечер. Все больше гостей собиралось в замке. Бароны, графы и рыцари с супругами и свитой продолжали прибывать; нужно было ставить в конюшню лошадей, размещать повозки и угощать усталых путников едой и напитками. Многие благородные господа принарядились, на дамах были дорогие кольца, заколки для волос и брошки удивительной красоты. Некоторые женщины щеголяли в платьях с довольно откровенным вырезом, чем нарушали все устои общества. Но богачам закон не писан, они следили только за тем, чтобы не облачаться в одежду королевских цветов.

Вендель смешался с толпой и взял кружку пива: кружки несли на огромном подносе двое слуг. Пиво было пряным и прохладным.

Накануне Вендель позаботился о разгрузке бочек с вином и продегустировал свой товар с кравчим, камергером и виночерпием. Все сочли вино превосходным. Затем Вендель провел этот теплый летний вечер на свежем воздухе за игрой в кости с другими купцами, прибывшими погостить в замке. Сам хозяин не показывался, наверное, он был занят приемом нобилитета.

Вендель огляделся по сторонам. Какой же маленький этот замок! И как тут, должно быть, одиноко, когда нет такого пышного празднества. Зимой приходилось оставаться в замке безвылазно, поскольку ни одна повозка не могла проехать по заснеженному склону, а летом нельзя было просто так отправиться в трактир, баню или к друзьям. Тут не проводились ярмарки. В стенах замка гуляли сквозняки, и даже в летние погожие дни нельзя было согреться. Мрачная ледяная тюрьма. Вендель поежился. Ни за что на свете он не согласился бы жить в замке! Жить в городе намного лучше! Например, в Ройтлингене почти четыре тысячи человек, и всегда найдутся те, с кем можно поиграть в шахматы долгими зимними вечерами. А в трактирах можно повстречать купцов или паломников, готовых рассказать интереснейшие истории о своих путешествиях и перекинуться в кости на пару пфеннигов.