Генри Райдер Хаггард - Собрание сочиненийв 10 томах. Том 2

Несомненно, однако, это был лишь крик какой-то ночной птицы. Или, быть может, это смеялась гиена — гиена, почуявшая покойника…

Я похоронил недавно моего мальчика, моего милого мальчика, которым я так гордился. Сердце мое разбито. Так тяжело — иметь одного сына и потерять его. Божья воля! И я не мог ничего поделать. Смею ли я, могу ли жаловаться? Неумолимо вертится колесо судьбы и давит всех нас поочередно — одних раньше, других позже, — и в конце концов уничтожает всех. Мы не падаем ниц пред неумолимым роком, как бедные индийцы, мы пытаемся убежать туда или сюда, мы вопим о пощаде… Но бесполезно! Как гром, разражается над нами мрачный рок и обращает нас в пыль и прах.

Бедный Гарри! Умереть так рано, когда целая жизнь открывалась перед ним! Он так усердно работал в больнице, так блестяще сдал последние экзамены, и я так гордился этим, полагаю, даже больше, чем он сам. Ему нужно было отправиться в другую больницу для изучения инфекции оспы. Он писал мне оттуда, что не боится оспы и что ему необходимо изучить болезнь и набраться опыта. Страшная болезнь унесла его, и я, старый, седой, слабый, остался оплакивать его, совсем одинокий на свете. Нет никого, ни детей, ни близких, чтобы пожалеть и утешить меня. Я мог спасти его, не пускать туда, У меня достаточно средств для нас обоих, — более, чем нужно, копи царя Соломона в изобилии снабжают меня деньгами. Но я говорил себе: нет, пусть мальчик учится жить, пусть работает, чтобы насладиться потом отдыхом! Но этот отдых застал его среди работы. О, мой мальчик, мой дорогой мальчик! Судьба моя похожа на судьбу библейского Иова, который имел много имущества, много житниц с хлебом, — я тоже припас много добра для моего мальчика! Бог прислал за его душой, и я остался один, в полном отчаянии. О, я хотел бы умереть вместо моего милого мальчика! Мы похоронили его после полудня под сенью древней серой церковной башни, в той деревне, где я живу. Это был печальный день. Тяжелые снеговые тучи обложили небо. Как только гроб опустили в могилу, несколько снежных хлопьев упало на него. Чистой девственной белизной сияли они на черных покровах! Перед тем как опустить гроб в могилу, произошло замешательство, — забыли нужные веревки. Мы стояли молча и ждали, наблюдая, как пушистые снежные хлопья падали на гроб, словно благословение неба, таяли и превращались в слезы над телом бедного Гарри. Это еще не все. Красногрудый снегирь смело спустился, сел на гроб и начал петь. Я испугался и упал на землю с растерзанным сердцем. Сэр Генри Куртис, человек более сильный и смелый, чем я, также упал на колени, а капитан Гуд отвернулся. Как ни велико было мое горе, я не мог не заметить этого.

Эта книга — извлечение из моего дневника, который я вел более двух лет тому назад. Я переписываю его вновь, так как мне кажется, что он может служить началом истории, которую я собираюсь рассказать, если Богу угодно будет дозволить мне окончить ее. Не велика беда, если я не окончу. Этот отрывок из дневника был написан за семь тысяч миль от того места, где я лежу теперь, больной, и пишу это, а красивая девушка стоит около меня и отгоняет мух от моего августейшего лица. Гарри — там, а я здесь, и все же я чувствую, что и я скоро уйду к нему.

В Англии я жил в маленьком красивом доме, — говорю в красивом доме, сравнивая его с домами, к которым я привык в Африке, — не дальше чем в пятистах ярдах от старой церкви, где спит вечным сном мой Гарри. После похорон я вернулся домой и немного поел, но может ли быть хороший аппетит у того, кто похоронил все свои земные надежды! Немного поев, я принялся ходить, вернее, ковылять — я давно уже хромаю благодаря укусу льва — взад и вперед по отделанной под дуб передней комнате, потому что в моем английском доме есть комнаты. На четырех стенах комнаты было размещено около сотни пар рогов. Тут были действительно прекрасные образцы, так как я хранил только лучшие рога. В центре комнаты, над большим камином, находилось пустое пространство, где я повесил свои ружья. Некоторые из них были старинного образца, которых теперь уже не увидишь, я достал их сорок лет тому назад. Одно старое оружие я купил несколько лет назад у бура, который сказал мне, что из этого оружия стрелял его отец в битве у Кровавой реки [36] [36] 16 декабря 1838 г. объединенные силы англичан и буров нанесли сокрушительное поражение зулусским войскам в долине реки Инкоме, которая после этого получила название Блад (Кровавая). , после того как Дингаан напал на Наталь и убил шестьсот человек, включая женщин и детей. Буры назвали это место — местом палача, и так оно и называется до сих пор. Много слонов убил я из этого старого ружья. Оно вмещает горсть черного пороха и три унции [37] [37] Унция — английская мера веса, равная 28,35 г. дроби и дает сразу двойной выстрел. Итак, я прохаживался взад и вперед, посматривая на ружья и рога, и великая тревога заползала ко мне в душу. Я должен уехать прочь из этого дома, где живу праздно и спокойно, опять в дикую страну, где я провел лучшую половину своей жизни, где встретил мою дорогую жену, где родился мой бедный Гарри, где случилось со мной столько хорошего и дурного. Во мне жила жажда пустыни, дикой страны, я не мог выносить более моей жизни здесь, я должен уехать и умереть там, где жил, среди дикарей и диких зверей! Расхаживая по комнате, я размышлял и смотрел на лунный свет, серебристым блеском заливавший небесный свод и таинственное море кустарника, наблюдал за причудливой игрой его на воде. Говорят, господствующая в человеке страсть сильнее всего сказывается перед смертью, а мое сердце умерло в эту ночь. Независимо от моего волнения, понятно, что ни один человек, проживший сорок лет так, как я, не может безнаказанно запереться в Англии, с ее нарядными, отгороженными, возделанными полями, с ее чопорными, образцовыми манерами, с разодетой толпой. Мало-помалу он начнет тосковать о свежем дыхании воздуха пустыни, грезить безбожными зулусами, которые подобно орлам бросаются на врагов со скалы, и сердце его возмутится против узких границ цивилизованной жизни.

И это цивилизация?! Что дает она? Целых сорок лет провел я среди дикарей, изучал их нравы и обычаи, потом несколько лет прожил в Англии и по собственному глупому разумению присматривался к детям цивилизации. И что же я нашел? Огромную пропасть между теми и другими? Нет, небольшое расстояние, которое простодушный человек легко перепрыгнет. Дикарь и цивилизованный человек — очень похожи друг на друга, только последний — изобретательнее и обладает тягой к различным общественным объединениям. Зато дикарь, насколько я узнал его, не знает жадности к деньгам, которые, подобно раку, впиваются в сердце белого человека. В общих чертах, дикарь и дитя цивилизации сходны между собой. Смею думать, что высокообразованная дама, читая эти строки, улыбнется наивности старого глупца охотника, когда подумает о своих черных увешанных бусами сестрах! Улыбнется также высококультурный прожигатель жизни, смакуя свой обед в клубе. Сумма, истраченная на этот обед, позволила бы прокормить целую неделю не одну голодную семью! Моя дорогая барышня! Что за прелестные вещи надеты у вас на шейке? Они имеют странное сходство, особенно когда вы одеваете низко вырезанное платье, с украшениями дикой женщины. Ваша привычка вертеться кругом под звуки музыки, ваше пристрастие к притираниям и пудре, уловки, к которым вы прибегаете, чтобы найти себе богатого завоевателя, который должен сделаться вашим супругом, ловкость, с которой вы убираете себе голову перьями и всякой всячиной — все это приближает вас к вашим черным сестрам! Вспомните, что в основных принципах вашей природы вы совершенно схожи с ними! Вы, сударь, также смеетесь? Пусть дикарь придет и ударит вас по лицу, пока вы наслаждаетесь удивительно приготовленным блюдом, мы удивимся тогда, не сидит ли в вас самих такой же дикарь?!