Адольф Мютцельбург - Невеста с миллионами

— Но позвольте, Джорджиана, — спросил он недовольно, — как вы осмелились прийти ко мне собственной персоной?

— Мне пришлось решиться на это, поскольку вы избегаете меня, — ответила она, откидывая вуаль. Уже несколько лет они оба были на «ты», а теперь, почти бессознательно, вдруг перешли на официальный тон.

— Подумайте же о своей репутации! — воскликнул Ральф.

— Я уже не вспоминаю о ней, она и так опорочена, — ответила Джорджиана, стараясь казаться спокойной. — Вы обманываете меня, Ральф!

— Как обманываю? Я кручусь как белка в колесе, дела в ужасном беспорядке, везде нужен глаз да глаз…

— Вы хотите провести меня такими отговорками? — спросила Джорджиана. — Долго, очень долго я верила вам; теперь знаю, что вы собой представляете. Бог покарает вас, Ральф! Я пришла, чтобы хоть раз спросить вас напрямик: собираетесь вы жениться на мне и покрыть этим наш общий грех или нет? Правда, ваш ответ известен мне заранее…

К столь неожиданному повороту событий Ральф не был готов. В глубине души у него еще жила надежда, что в случае крушения всех прочих планов он все же сумеет исполнить желание Джорджианы и женится на ней с ее двумя миллионами. Поэтому какое-то время он колебался, давать ли волю мрачному упрямству, овладевшему им при ее появлении, или сдержаться и попробовать еще немного отложить решительное объяснение.

— Надеюсь, вы согласитесь, что человек бывает так занят, что способен забыть обо всех развлечениях?

— Нет! О женщине, которую любят и собираются взять в жены, никогда не забывают! — твердо ответила леди Джорджиана. — И не рассчитывайте, что я стану умолять вас. Чем так унижаться, я скорее убью вас; я способна и себя лишить жизни, а вместе с собой и несчастное создание… Часы, которые мы проводим вместе, вы называете развлечениями? Развлечениями, подобными тем, какие предлагает вам ваш тайный клуб? Нет, Ральф, теперь мне известно все. Целый месяц я боролась с собой: еще с тех пор, как на празднике у мистера Бюхтинга услышала ваш разговор о любви с мисс Элизой, я не теряла надежды, что вы еще вернетесь ко мне. Теперь все это позади. Если то, что должно было навсегда привязать нас друг к другу, ни к чему вас не обязывает — я обесчещена, жизнь моя кончена. Мисс Бюхтинг презирает вас, и тем не менее вы отказываете мне в том, что обещали не один год, в чем поклялись…

— Какое мне дело до всего того, о чем вы говорите, до мисс Элизы, до праздника? — спросил Ральф. Когда он понял, что разоблачен, им вновь овладело упрямство. — Вы сказали, что сами присутствовали на празднике…

— Да, я была там!

— А с какой целью, позвольте спросить? — вскричал Ральф.

— С какой целью?! А вот послушайте. Время, когда я безоговорочно верила каждому вашему слову, прошло, — ответила Джорджиана, и в ее обычно столь кротких голубых глазах сверкнула то ли ненависть, то ли презрение. — Я давно догадывалась, что вы собираетесь предать меня, но не ожидала такого бесстыдства. Я хотела убедиться во всем сама, сумела достать пригласительный билет на этот праздник. Я увидела, как вы увиваетесь около мисс Элизы и как она дала вам ответ одним своим движением, — движением, которое открыло мне глаза на ваш характер, даже если бы я не подозревала о вашей измене. Так отвечают только мужчине, которого презирают! Но я была связана с вами. Приходится идти на жертвы, если хочешь дать своему ребенку честное имя! А что же дальше? Готовы ли вы по крайней мере обвенчаться со мной, или я для вас всего лишь одно из тех развращенных созданий, которых выставляют за дверь, как только пресытятся ими?

Ральф глядел на нее с недоверием, словно опасался, что в следующий момент увидит в ее руке кинжал или пистолет.

— Ради всего святого, Джорджиана, что все это значит? — вскричал он затем с наигранным удивлением. — Что случилось? Чем вызвана эта перемена в вашем характере?

— А чем вызвано ваше лицемерие? — резко перебила его Джорджиана. — Думаете, я не знала, что в последнее время вы не покидали Нью-Йорка? Так почему вы избегаете меня? Сохранилась ли в вас хоть капля любви к женщине, которую вы бросили в таком отчаянном положении?

— Женская скоропалительность, только и всего! — воскликнул он то ли с насмешкой, то ли с досадой. — Тут я ничего не смог сделать, поэтому и не приходил к вам. Я знал, что вы станете торопить, настаивать, и собирался явиться к вам с уже готовыми предложениями. Здесь, в Нью-Йорке, нет священника, который способен держать язык за зубами, особенно если речь идет о паре, которую прекрасно знает весь город. А допустить огласки нельзя, по крайней мере до тех пор… до тех пор, пока она представляет для меня опасность. Вы заблуждаетесь в одном, Джорджиана! Мисс Элиза не испытывает ко мне неприязни, как вы подумали, — этого брака ждут, мистер Эверетт, от которого я завишу, настаивает на нем, иначе у меня могут быть крупные денежные неприятности. Однако через два дня я покончу с этим делом. Послезавтра я приду к вам и расскажу о препятствиях, мешавших нашему супружеству, и сообщу, что они устранены и отныне нас ничто уже не разделяет.

Леди Джорджиана глядела на него испытующим взглядом.

— Больше я вам не верю, — сказала она. — Я все обдумала и пришла к выводу, что у мужчины, который не способен преодолеть любое препятствие, зная, что женщина оказалась в положении, в каком нахожусь сейчас я, — у такого мужчины холодное, черствое, жестокое сердце! Открывая вам свою тайну, я следила за выражением вашего лица и прочла на нем только досаду и неприятное удивление. И все же мне пришлось смириться: ведь дело шло уже не обо мне одной! Пойдемте со мной! Мой экипаж стоит совсем рядом, на углу. Я разыскала священника, готового тайно обвенчать нас и взять на себя всю ответственность. Пусть сегодня не время соблюдать все формальности — ничего, потом все уладится! Так вы идете? Или бросаете меня на произвол судьбы?

— Вы сейчас чересчур возбуждены, Джорджиана, — вероятно, кто-то настроил вас против меня, — холодно возразил Ральф. — Если женщины относятся к кому-то с предубеждением, они перестают внимать доводам разума. А теперь мне нужно спешить к своему полковнику, если я не хочу угодить на несколько месяцев в тюрьму за неповиновение приказу. Повторяю вам еще раз: послезавтра я буду у вас; и то, что я вам скажу, заставит вас просить у меня прощения за те и в самом деле нелепые обвинения, которые вы мне бросили и которые убеждают меня в том, что, возможно, было бы лучше, если бы нас не связывали столь тесные узы…

Чей-то громкий голос, донесшийся из прихожей, прервал его слова. Когда Ральф, прислушавшись, узнал говорившего, его лицо приняло удовлетворенное выражение. Дверь распахнулась — на пороге стоял Бут.

— Твой идиот слуга не хочет меня пускать! — возмущался актер, входя в комнату. — О, здесь и в самом деле дама? А я не поверил… Тысяча извинений!