Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа

Граф Артов сидел на диване и разговаривал вполголоса с одним из гостей.

Он поспешно встал, услышав доклад о виконте д'Асмолле и маркизе де Шамери, и пошел им навстречу.

– А, милости просим, дорогой Фабьен! – сказал он виконту. – Графиня уже думала, что вы нас забыли и не приедете, а ей очень хочется видеть вас…

– Графиня слишком любезна, – заметил Фабьен и, подойдя к Баккара, поцеловал ей руку.

– Любезный виконт, – сказала она, – вы, как видно, сделали очень много хорошего с прошлого года.

– Я женился, позвольте представить вам моего шурина маркиза де Шамери.

Несмотря на свое обычное хладнокровие и самообладание, Рокамболь слегка вздрогнул; он невольно боялся встретиться со взглядом графини. Но он стоял в тени и к тому же великолепно изменил свою наружность и голос.

Баккара взглянула на него совершенно равнодушно, поклонилась и повернулась к двери, откуда входило совершенно новое лицо.

При виде его, при его имени Фабьен содрогнулся – это был Роллан де Клэ.

Он вошел проворной непринужденной поступью и поклонился графине.

Граф пожал ему руку и тихо сказал:

– Здравствуйте, мой противник в картах, вы очень любезны, что пожаловали к нам.

Роллан взглянул на графа, и ему показалось, что взор его был холоден, как клинок шпаги, и несмотря на то, что он был храбр, ему вдруг сделалось страшно, и его тайный страх укрепил в нем решимость согласоваться с секретными наставлениями полученного утром письма. Он поклонился графине и, сказав ей какой-то уже давно избитый комплимент, отошел в сторону.

– Эта женщина обладает редкою и наглою смелостью! – подумал Фабьен.

– Я трепещу, – шепнул ему на ухо Рокамболь, – чтобы Роллан не наделал каких-нибудь глупостей!

В десять часов подали чай, и разговор сделался общим. Роллан смотрел украдкою на графиню и думал:

– Удивительно, она еще никогда не была так прекрасна, она прекраснее, моложе и гораздо изящнее в обращении, чем была вчера. И если подумать, что все это делается единственно для меня!..

Заговорили о путешествиях.

Графиня была очень весела: она рассказала про свое пребывание в Гейдельберге, несчастное приключение на водах Неккара и героизм Роллана, бросившегося в воду спасать ее.

Во время этого рассказа Роллан слегка покраснел и смутился под холодным взглядом графа… Но граф знал, что он писал любовные письма к его жене, и, следовательно, мог приписать этой причине его смущение. Впрочем, Роллан безукоризненно соблюдал приличие и сдержанность: он не подходил близко к графине, не старался сесть около нее и даже целых два часа терпеливо играл в вист.

В полночь Фабьен, сидевший почти все время как на иголках, стал собираться домой. Он подошел к Роллану и шепнул ему:

– Пойдем, умоляю тебя, ради нашей дружбы. Роллан, не возражая, встал с места и взялся за шляпу. За исключением двух английских офицеров, все гости уже разъехались, оставались также Рокамболь, Роллан и Фабьен.

Между тем как граф прощался с гостями, Роллан поцеловал руку графини и шепнул ей:

– Видите, графиня, я в точности исполнил ваше приказание.

Затем он поклонился и ушел, оставив Баккара в недоумении: что он хотел ей этим сказать и какие могла она отдавать ему приказания.

Она тщетно старалась объяснить себе эти слова, когда ей, наконец, пришло в голову, что Роллан, не отказываясь от роли вздыхателя, хотел, вероятно, намекнуть ей, что догадывается, по каким причинам она не приняла его в Гейдельберге, и таким образом приписывал рыцарскую заслугу своей сдержанности.

– Ну, – сказала она мужу, когда они остались вдвоем, – какое впечатление произвел на тебя сегодняшний вечер, мой дружочек?

– Я нахожу, что мы вчера совершенно напрасно оклеветали Роллана и что я был, вероятно, очень смешон, когда взбесился на тебя за сходство почерков.

– Следовательно, ты не ревнуешь больше? – спросила, смеясь, графиня.

– О, конечно, нет, и ты лучшая из женщин, если прощаешь меня.

Граф почтительно поцеловал руку своей жены и вышел в свой кабинет.

На другой день после этого, около полудня, граф Артов поехал верхом в Булонский лес. За ним следовал нарядно одетый слуга.

Объехав озеро и Прэ-Камелан, граф почувствовал жажду и, пришпорив лошадь, помчался к Арменонвильскому павильону. Доехав до него, граф сошел с лошади и, войдя в одну из отдельных беседок, спросил себе мороженого.

В соседней с ним беседке разговаривали два человека. Конечно, граф и не подумал бы прислушиваться к их разговору, если бы он не узнал голоса одного из них, Октава, которого граф видел накануне в клубе.

И граф невольно стал прислушиваться.

– Честное слово, – говорил Октав, – мне очень хотелось быть вчера на вечере у графа Артова.

– Роллан, должно быть, был недурен, – отвечал его собеседник. Его голос был незнаком графу.

Он невольно содрогнулся.

– Но, – продолжал Октав, – я не видел его сегодня утром, и, кажется, все обошлось благополучно.

– Что все?..

– Но ведь Роллан был скромен, вежлив, сдержан и вообще вел себя вполне тактично.

– Но это его роль.

– Графиня тоже показала полное равнодушие, так что ни один мускул не дрогнул на ее лице.

При этих словах холод охватил сердце графа, и он чуть не разбил блюдечко, которое держал в руке… однако он сдержал себя и, побуждаемый желанием узнать правду, стал опять прислушиваться…

– Честное слово, – продолжал между тем Октав, – только женщины и могут иметь «чело, никогда не краснеющее», как это говорит достопочтенный Жан Расин.

– Это верно, они больше мужчин умеют управлять собой.

– А графиня, по словам Роллана, была просто восхитительна. Она притворилась, что видит его в первый раз, и едва говорила с ним.

– Однако уверен ли ты, что Роллан не хвастает?

– Да.

– И его на самом деле любят?

– Конечно.

– Ты видел у него когда-нибудь графиню?

– Нет, но я видел ее в опере.

– С ним?

– Да.

– Она была без вуали?

– Нет, но она сняла ее потом в ресторане.

При этих последних словах у графа на лбу выступил холодный пот.

– К тому же, – продолжал Октав, – я наперсник Роллана; он показывает мне все ее письма. Я ведь первый узнал, что графиня принимала его в Пасси. Наконец, я был вчера утром у Роллана, и при мне принесли письмо…

– От графини?

– Разумеется. В этом письме графиня предупреждала его, что он получит другое, которое будет приглашением на чай.

Граф чуть не вскрикнул при этих словах.

– Только ты, конечно, понимаешь, – продолжал Октав, – что одно второе письмо было написано рукою графини.

– Первое, как и все остальные, рукою ее горничной. Баккара чересчур осторожна.

– Но ведь Роллан рискует в таком случае своей жизнью.

– Я говорил ему то же самое.