Понсон Террайль - Тайны Парижа

– Бедный Гектор! – прошептал один из них, – он все еще не может прийти в себя после смерти жены. Молодые люди направились к мосту Рояль. Всадник, въехав на улицу Вернейль, остановился у ворот огромного старого отеля, которые распахнулись перед ним настежь. Он сошел с лошади, оросил повод лакею, прошел двор быстрыми и неровными шагами, поднялся по ступенькам подъезда и по внутренней лестнице первого этажа и прошел в кабинет, где обыкновенно проводил большую часть дня. Итак, всадник был не кто иной, как Гектор Лемблен, бывший капитан главного штаба, адъютант генерала барона де Рювиньи, убитого в Марселе маркизом Гонтраном де Ласи. Гектор женился на вдове барона де Рювиньи, урожденной де Шатенэ.

Отель, в котором жил Лемблен и куда мы видели его входящим, принадлежал когда-то де Рювиньи, а комната, где Гектор проводил все время, была рабочим кабинетом генерала, и там-то, возвратясь из Африки, он написал свое завещание, которым назначал жену своей единственной наследницей.

Итак, после смерти Марты капитан жил в Париже, уединившись в своем старом отеле, откуда он выезжал только по утрам, чтобы прокатиться верхом час или два. Каждый день капитан возвращался в один и тот же час, молча бросал повод лакею, запирался в кабинете, куда к нему никто не входил, и оставался там весь день. Только во время обеда он появлялся в столовой, просиживал десять минут перед столом, накрытым на один прибор, затем снова возвращался к своим книгам в холодную, пустую комнату, где спал на походной кровати.

В этот день, по обыкновению, капитан бросился в кресло, облокотился на стол и опустил исхудалое и бледное лицо на руки. Блестящий капитан сделался только тенью самого себя и нелюдимым стариком, жизнь которого, казалось, была долгой, мучительной агонией.

Так просидел он несколько минут, как вдруг вошел его камердинер, неся визитную карточку на серебряном подносе.

– Я никого не принимаю, – резко сказал Гектор Лемблен, заметив карточку.

– Сударь, – продолжал слуга, сделав шаг назад, – господин настаивает на том, чтобы видеть вас; он говорит, что он ваш старинный друг.

– Герман, – сердито оборвал его капитан, – я уже говорил вам, что меня никогда не бывает дома.

– Этот господин, – заметил слуга, – видел, как вы вернулись.

Капитан протянул руку к подносу, взял карточку и прочитал:

«Майор Арлев». Фамилия была русская.

– Я не знаю майора. Попроси его написать, что ему надо.

Слуга направился уже к двери, когда капитан остановил его.

– Проводи майора в залу, – приказал он. – Я сейчас выйду.

Пять минут спустя Гектор Лемблен, подчиняясь, быть может, какому-то странному и необъяснимому предчувствию, вышел в залу, где застал посетителя.

Майор Арлев был человек лет около шестидесяти, высокого роста; борода, равно как и волосы его, была седа, в петлице застегнутого до подбородка по-военному сюртука находилась орденская ленточка.

Вид у него был гордый, манеры русского аристократа.

– Извините меня, – сказал он капитану, предложившему ему кресло около камина, – извините, что я прибег к обману, чтобы быть принятым вами.

– Сударь… – остановил его капитан.

– Но я проехал восемьсот лье, – продолжал майор, – из Петербурга единственно затем, чтобы поговорить с вами.

Капитан с любопытством взглянул на своего собеседника.

– Мое имя, равно как и моя особа, незнакомо вам, – сказал майор, – а потому позвольте представиться: я граф Арлев, русский артиллерийский офицер, командир Николаевской крепости на Кавказе.

Капитан поклонился.

Майор, смотревший на него со вниманием, продолжал:

– Я коснусь очень отдаленного прошлого; я считаю это необходимым, чтобы объяснить вам причину моего визита.

– Я слушаю, – ответил Гектор Лемблен.

– Не служили ли вы адъютантом при генерале бароне де Рювиньи? – спросил майор.

Капитан смутился, и майор увидел, как при этом имени смертельная бледность покрыла его лицо.

– Да, – ответил Гектор.

– И вы женились на его вдове?

– Она умерла, – произнес глухим голосом капитан.

– Вот относительно покойного генерала я и пришел навести у вас справки, которые для меня чрезвычайно важны.

– Позвольте мне, – перебил капитан, которого воспоминания о бароне де Флар-Рювиньи привели в сильное волнение, – позвольте мне попросить у вас более определенных объяснений.

– В таком случае потрудитесь выслушать меня, – сказал майор.

Гектор выразил согласие.

– Сударь, – продолжал майор, – барон де Рювиньи в 1834 году был атташе французского посольства в Петербурге.

– В то время я еще не был его адъютантом, – сухо заметил Гектор Лемблен.

– Слушайте дальше… – продолжал русский дворянин. – Генерал, как вы знаете, был человек храбрый, отважный, настоящий рыцарь, в глазах которого военная служба была священна. Император Николай, мой милостивый и всемогущий монарх, предпринял в этом году новый поход против Шамиля и его черкесов и пригласил генерала принять в нем участие. Генерал поспешил испросить разрешение на это у своего посла и присоединился к экспедиции, бывшей под начальством генерала князя К., при котором я состоял в качестве начальника главного штаба. Я рассказываю все это к тому, чтобы вы знали, что я близко был знаком с генералом де Рювиньи.

«К чему же он все это клонит?» – подумал Гектор Лемблен, рассматривая русского офицера с необъяснимым беспокойством.

Майор продолжал:

– Во время этой-то кампании с генералом и со мною случилось довольно странное и положительно романтическое приключение.

Однажды ночью я командовал отрядом, которому было предписано отправиться в горы и атаковать на рассвете лагерь черкесов. Генерал пожелал сопровождать меня; он был в форме французского офицера, при одной только сабле, и ехал рядом со мною, покуривая сигару; ночь была темная, безлунная; мы ехали по оврагу, как вдруг в кустарнике мелькнул свет; свистнула пуля и генерал свалился под лошадь, которая упала, смертельно раненная в лоб. Я испугался, что генерал тоже убит; но он встал цел и невредим и улыбался.

«Ничего, – сказал он мне, – хотя разбойники убили самую лучшую лошадь, которая когда-либо была у меня».

Лошадь, действительно, была великолепная: генерал получил ее в подарок от самого императора Николая.

Пока генералу искали другую лошадь, десять солдат по моему приказанию бросились туда, откуда раздался выстрел; обшарили кусты и нашли там одну только молодую женщину, держащую в руке еще дымившийся карабин, из которого она выстрелила в генерала.

При свете факелов, освещавших нам путь, эта женщина показалась нам сверхъестественным существом. Она не была черкешенкой, а, судя по одежде, скорее московской или петербургской горожанкой; наше удивление достигло крайних пределов, когда она, взглянув на меня, сказала по-французски: