Владимир Бутенко - Державы верные сыны

– Одно упорное посягательство на разбой, без всякой першпективы, – сорвался Стремоухов. – Я неоднократно беседовал с Шагин-Гиреем, ученым и мудрым человеком. Он уверяет, что ногайцам больше нет резона принимать покровительство Порты.

– История Большой Ногайской орды весьма противоречива, – возразил Лешкевич. – Один Господь знает, что у них, ордынцев, на уме. Нам приказано оградить от крымчаков аулы и кочевья ногайцев. Смутьяны, увы, у всех имеются. Но большинство ногайцев доверяют нам и верят в защиту. У Девлет-Гирея значительный перевес в людской силе. Однако и казаки, и гусары, и драгуны противостоять супостатам могут вполне. Не о животе и достатке должно думать, идучи в бой, но о чести России! Пропустить Девлет-Гирея к ногайским кочевьям и далее, на Дон, означает – ударить ножом в сердце Отечества! Ежели мнимый крымский хан Девлетка сомкнётся со злодеем Пугачом, свершится то, о чем замышлял Ефремов: «натрясти бед России».

– Нам не привыкать – биться, – встряхнувшись, сурово заметил Матвей Платов. – Со штыками и саблями янычар мы в Крыму многажды скрещивались. Постоим и за Дон, и за матушку Екатерину!

– По всей диспозиции, следует ожидать от крымчаков скорого нападения, – сумрачно заключил Бухвостов. – К баталиям мы готовы. Да было бы для единорогов наших пороху вдосталь! Потребно также усилить ночные дозоры и кордоны, дабы неприятель не застиг врасплох.

– Из Черкасска отправлен обоз с порохом и прочим интендантским имуществом, – ответил Стремоухов. – Во внимание беря коварство татар и неверных мурз, решил я направить к Черкасскому тракту прикрытие армейское. К тому же, намерен я понудить предводителя едисанцев и буджаков Джан-Мамбета-бея, со всем кочевьем расторопно начать передвижение.

– Должен уведомить вас, господа, что закубанские ногайцы враждебно настроены к России, – громко произнес Ларионов, посмотрев на приятеля, Матвея Платова. – Вряд ли они вступят в бой на нашей стороне с единоверцами-магометанами. Одначе наши донцы дисциплину соблюдают, их никак не трогают. Но буде заметят откровенное вероломство, – ручательства дать не берусь…

Совет затянулся до утра. Стремоухов, назначенный приставом возводимого укрепления в устье Еи, отбыл первым. За ним последовал Бухвостов. Донцы задержались у Лешкевича, исполнявшего обязанности командира Ахтырского гусарского полка. По-свойски выпили из старых запасов цимлянского и перебросились в картишки. Живее остальных выглядел Платов, он лукаво щурился на компаньонов, с размаха метал карты.

Следующей ночью полк Ларионова был атакован неприятелем. Казаки храбро и без паники приняли бой, отразили ружейными залпами черкесов и пустились за ними вдогон.

Участившиеся нападения встревожили не только генерал-аншефа Долгорукова, но и полномочного в русско-крымских негоциациях [7] Негоциация ( устар .) – переговоры. генерал-поручика Евдокима Алексеевича Щербинина. В начале года, когда воины Девлет-Гирея разбили конницу ногайского сераскира Казы-Гирея и находившийся с ним отряд пристава Павлова, пришлось с разрешения главного царедворца Панина взять из канцелярии слободской губернии 35 тысяч рублей. Шагин-Гирей, брат законного крымского хана Сагиб-Гирея, был без промедления направлен к пришедшим в смятение ногайским ордам, чтобы подкупом снова благорасположить их к русскому престолу. Тогда, к счастью, удалось склонить на свою сторону, основательно подкалымить колеблющихся беев и мурз…

Безусловно, Шагин-Гирей (самовольно он сложил с себя обязанности законного крымского калги, желая стать ханом) был ключевой фигурой в стратегических планах российских политиков. Недаром более года пребывал тот с крымской делегацией в Петербурге, где сумел вызвать к себе уважение. Во-первых, добился того, чтобы ежедневно выделяли ему по сто рублей для проживания в богатых, специально отведенных апартаментах. Во-вторых, явил было норов, требуя, чтобы не он первый ехал в царский дворец, а сам Панин пожаловал к нему и мурзам, находившимся в российской столице. Когда упрямцу разъяснили, что существует дипломатический этикет, крымский посланец заявил, что на аудиенции в Госсовете не снимет головной убор, как того требует магометанство. Условие было жестким, и императрица, избегая конфликта, подарила Шагину шапку, усыпанную драгоценными камнями, в честь освобождения крымских народов. Вдобавок пожаловала татар тем самым церемониалом, который был установлен для послов Порты и Персии, и позволял везде появляться с покрытыми головами.

Баловала императрица красивого, довольно образованного татарина, знавшего европейские языки. Тотчас по приезде в Петербург был осчастливлен он, помимо щедрых подарков, – богатого серебряного сервиза, шубы, модного платья, – пятью тысячами рублями на расходы. Шагин растратил их моментально, и Панину пришлось опять ссужать калгу изрядненькой суммой – десятью тысячами рублей.

Жил крымский гость на широку ногу, бывая повсюду, куда приглашали, – на светских балах, на куртагах, на военных парадах и приемах. Перстень и табакерку, пожалованную Екатериной по случаю приема в Царском Селе, Шагин-Гирей заложил купцу Лазареву. И Панину вновь пришлось раскошелиться, за государственный счет выкупить подарки императрицы!

Откровенно вызывающее поведение Шагин-Гирея раздражало не только Панина, но и других членов Государственного совета. Крымчаку стали намекать, что пора и восвояси. Но он не спешил, дожидался, пока послы ногайских орд получат Высочайшие грамоты и отбудут на юг. И еще почти год жил в Петербурге европейцем, не жалея российской казны.

Щедрость императрицы и теплый прием сановной знати в значительной мере изменили Шагин-Гирея. В свои двадцать пять лет он выделялся широтой знаний, характером, дальновидностью. В подлинниках мог читать греческих и римских философов. Покидая имперскую столицу, калга вез не только письма князю Долгорукову и генерал-поручику Щербинину, но и Высочайший рескрипт хану, брату своему Сагибу.

Однако в Бахчисарае за время его отсутствия многое изменилось. И по вступлении в должность паши, во время Дивана, высшего совета ханства, его слова в пользу России, его укоры единоземцам за коварство и нарушение клятвы, данной российской императрице, были встречены ропотом и неодобрительными возгласами, что «действиями России, отнимающей земли и обращающейся лживо, крымчаки теперь обмануты и огорчены». «Ничего подобного Россия не делает! – ожесточился Шагин. – Да если бы Россия захотела мстить за вероломство, то ничего ей не стоит обратить Крым в пустыню. И это может случиться, если вы будете продолжать вести себя вероломно. Выдайте мне возмутителей мира и спокойствия; если намерены ожидать дальнейшей милости от России».