Юрий Шестера - Аляска, сэр!

Хранителем второй трубки граф назначил Чучангу, и авторитет молодого индейца – и без того высокий в силу родства с вождем племени и приближенности к Повелителю Духов – вырос в глазах путешественников еще более.

С утра продолжили путь к перевалу. Угол уклона местности заметно сгладился, солнце еще не вышло из-за гор и глаза посему не слепило, отдохнувшие за ночь собаки бодро тянули за собой груженые нарты. Потом шедший впереди Белый Орел стал все чаще поглядывать на облачко, зацепившееся за одну из горных вершин, и в конце концов повелел всем надеть камлейки [23] Камлейка – накидка, надеваемая поверх меховой одежды в дождливую и снежную погоду, в сильный мороз или во время промысла. Алеуты и эскимосы мастерили камлейки из кишок морского зверя или рыбьей кожи. .

Прозорливость проводника оказалась весьма полезной: спустя какое-то время действительно потянуло свежим ветерком, а затем как-то сразу на путников обрушился снежный заряд. Снег слепил глаза, а по-над снежным покровом неистовствовала поземка. Двигаться вперед бедным собакам стало совсем невмоготу, поэтому каюры заняли места во главе своих упряжек, и вожаки теперь шли за ними, едва не касаясь носами их пяток. Меж тем Белый Орел продолжал уверенно вести вереницу подвод в бушующем море снега, угадывая дорогу каким-то лишь одному ему присущим чутьем.

Снежная буря прекратилась столь же внезапно, как и началась. Кругом, насколько хватало глаз, сверкали снежинки свежевыпавшего снега. Путники сняли с себя камлейки, собаки энергично отряхнулись от прилипшего к их шерсти снега.

Наконец, преодолев еще несколько сотен метров, путешественники вышли на гребень перевала, где их глазам открылась сказочная картина. На западе простирались бескрайние воды океана, сливавшиеся на горизонте с небом, а на востоке в лучах восходящего солнца высились пики белоснежных гор, за которыми угадывались степные просторы.

Алексей Михайлович завороженно взирал на красоту неведомого доселе мира и понимал, что даже только ради столь захватывающего зрелища стоило вынести все тяготы и опасности восхождения к этим заоблачным высотам. Снежная буря, заставшая путников при подходе к перевалу, пронеслась ниже, и здесь лежал уже более привычный уплотненный снег.

Каюры сдвинули упряжки вплотную, и все устало расселись по нартам. Воронцов и Чучанга задымили трубками, молча обозревая открывшуюся перед ними панораму.

– При спуске по этому склону, – нарушил затянувшееся молчание Белый Орел, – ледников нам больше не встретится, так что спускаться с перевала будем уже сидя на нартах. Правда, зигзагами и на довольно высокой скорости, – улыбнулся он. – Поэтому проверьте на нартах тормозные колья, – велел он каюрам. Те кинулись выполнять его распоряжение, а командор продолжил: – Там, внизу, нам в первую очередь надо будет найти вигвам, который мы когда-то специально построили для ночлега. Надеюсь, он сохранился, хотя, конечно, шкуры на нем могли ободрать дикие звери. Правда, раньше мы всякий раз лишь слегка подправляли стенки вигвама от покусов разной мелкоты вроде барсуков да лис, но вот если за минувшее время до него добрался гризли… – он сокрушенно покачал головой, – тогда, считай, от вигвама и следов и не осталось. Да, еще нам нужно до темноты, которая уже не за горами, успеть подстрелить какого-нибудь зверя, чтобы запастись мясом и для себя, и для собак. Ведь хотя юколы у нас с собой много, однако пополнить ее запасы на обратную дорогу во владениях Яндоги мы не сможем, ибо там лосось не водится, – уточнил он, с наслаждением выпуская через сложенные трубочкой губы струйку дыма.

Спутники молча внимали наставлениям опытного командора, водившего собачьи упряжки этой тропой десятки раз, тогда как оба молодых каюра, не считая Чучанги, делали это впервые.

На спуск собаки пошли с веселым лаем, в то время как каюры изо всех сил налегали на тормозные колья, сдерживая стремительное скольжение нарт. Белый Орел вел упряжки широким серпантином, гася их скорость, и все-таки при очередном повороте одна из нарт угрожающе накренилась, а затем и перевернулась, взметнув облако снежной пыли. Остальные участники путешествия тут же подбежали, со смехом подняли тяжелую нарту и поставили ее на полозья, не упустив случая, разумеется, подтрунить над незадачливым каюром, который в ответ лишь смущенно улыбался.

До леса было еще далеко, и Воронцов, путешествующий пассажиром, предался размышлениям. Он где-то читал, что спускаться с горы бывает порой не в пример труднее, нежели подниматься на нее. Может, оно, конечно, и так, но с опытным командором никто из каюров, на его взгляд, особых трудностей не испытывал: в их задачу входило лишь успевать притормаживать бег собак.

И именно сейчас, во время перехода, граф в полной мере оценил роль вожака упряжки. Ведь каюр, по сути, управлял не всей упряжкой, а только ее вожаком, причем не столько длинным шестом, сколько голосом. И вожак понимал его с полуслова, а зачастую даже и по одной лишь интонации. Алексей Михайлович вспомнил отчаянный крик Чучанги: «Держи, Кучум! Держи!» в момент спасения соскользнувшей в ледяную пропасть нарты Белого Орла. И безусловно, Чучанга был абсолютно уверен, что вожак заставит собак своей упряжки сделать все возможное, а может быть, даже и невозможное.

Недаром из всей собачьей упряжки только вожак имел право – с разрешения хозяина, разумеется, – входить в вигвам и лежать там у его ног. Они – хозяин и вожак упряжки – были напарниками в полном смысле этого слова. Воронцову вспомнились также слова одного из индейцев, который сказал ему однажды, что две самые дорогие вещи в его в жизни – это ружье и вожак собачьей упряжки. Видимо, это было именно так, раз о семье тот индеец даже не упомянул.

Вскоре въехали в хвойный лес. По мере углубления в него снег становился глубже, а уклон меньше, и собаки активнее налегли на лямки. Белый Орел уже не менял упряжки местами: видимо, до местонахождения старого вигвама ехать оставалось недолго.

На снегу стали часто встречаться цепочки следов обитателей леса, и Чучанга внимательно и с удовольствием рассматривал их, словно читал таинственную и только ему понятную лесную книгу.

– Вон там, Алеша, пробежал соболь, – объяснял он попутчику. – Вишь, как спешил, перебегая от одной ели к другой через небольшую полянку.

– Почему ты так решил, Чучанга? – заинтересованно спрашивал Воронцов.

– Так ты разве не видишь, что следы от передних и задних лап совпадают, а расстояние между ними больше длины его тела?

Алексей Михайлович рассмеялся:

– Да откуда ж я знаю, какова длина тела соболя?