Валерий Сосновцев - Имперский раб

Мулла Ирназар-бай подумал, повздыхал и согласился:

– И турки на персов не пойдут и русские. Если же поставят свои гарнизоны на Каспии, то не ради защиты туркмен…

– Персия сейчас и без турок нам не страшна, – перебил его аталык. – Слишком слаба. Других соперников наших прибирать к рукам нужно: Самарканд, Коканд… Единую державу собирать! А Россию нужно использовать для торговли. Это же бездонный сундук с богатствами!

– Как прикажешь поступить с просьбой туркмен, мой повелитель? – спросил мулла, низко склонившись.

– Обещать! – решительно велел Данияр-бек. – Обещать и ничего не делать! А русских всеми путями подводить к мысли, что Мангышлак – это гиблое место. Нет пресной воды, сплошные разбойники, жара, пески… А мы тем временем будем строить свой путь торговый от афганских гор до Каспия…

Правитель спохватился, что слишком расфантазировался и потому замолчал, успокоился и продолжил:

– Просьбу дикарей храни в строгой тайне. Не стоит давать поводов русской царице. Нам же стоит выведывать ее мысли про нас.

– У меня есть свои люди в ее холодных столицах, – сказал мулла.

– Вот пусть и стараются! – велел аталык.

Не прав был Данияр-бек. Туркмены не все и не всегда жили грабежами на торговых путях. В их владениях были города со множеством ремесленников и торговцев. Оазисы с богатыми посевами. В город Мерв, помнивший еще Александра Македонского, стекалось множество купцов, развозивших потом товары во все концы мира. Туркмены знали пустыню, как дом родной и многие нанимались караванщиками. И на Мангышлак не все они приходили грабить. От них-то и узнал Ефрем о просьбах некоторых племенных вождей туркмен к русской царице. Скоро узнал об этом и князь Потемкин, живший в то время в Зимнем дворце в Петербурге.

В будуаре у властительницы России и своей тайной жены Григорий Александрович с горячностью поведал ей, какие грандиозные возможности откроются перед Россией, если удастся выйти в Азию, за Каспий.

– Остынь, остынь, Гришенька, – мягко успокаивала его царица.

– Матушка!.. – Потемкин порывисто взял ее руку.

– Успокойся, милый мой. Да, прожекты твои велики, смелы и не глупы. Но ты подумал, сколько денег на все это надобно? Сколько войска?

– Матушка, ежели туркмены мангышлакские добровольно просют…

Екатерина перебила его:

– Как ты вызнал об их просьбе? Прямо никто не обращался к нам.

– Тайно вызнал.

– Вот видишь. Раз ты тайно узнал, значит, кто-то хотел скрыть сие. Кому выгодно скрыть?

– Как мне доносят, тамошние ханы и беки все самовластцами быть хотят. Всяк соседа своим вассалом видит.

– Стало быть, без войны они никому ничего не уступят, – заключила царица.

Потемкин вздохнул:

– Верно… Но пока можно малые гарнизоны там обустроить.

– Гарнизоны малые, а деньги большие! Меня со всех сторон оглушили прошениями и прожектами и везде – дай денег… Недавно купцы сибирские сулились вдесятеро возвернуть, коли помогу им берега американские нашими гарнизонами укрепить… Заманчиво! Только сначала надо им денег дать. А где их взять?

– Вот и нужно прибрать торговые пути азиатские! – горячо воскликнул Потемкин. – Деньги сами потекут.

– Воитель ты мой, – Екатерина погладила своего самого любимого мужчину по щеке. – Ты пока все про те края проведывай, а мы силы и казну копить станем. Придет и тем местам пора.

– Выведываю, матушка. Хоть и не просто моим людям пробираться в те места…

– Твой тайный посланник в Бухарии, о котором давеча говорил, надежен ли?

– Молод, смел и умудрен не по годам. Истинно, из пекла сведения нам шлет! Топор над ним ежеминутно. Милости для него прошу, государыня.

Потемкин нежно целовал ее ладони, плечи, локоны, заглядывал в глаза.

– Ты же знаешь, Гришенька, что я скупа на звания раньше срока, – сказала она, обвивая его шею руками.

Прижавшись щекой к его щеке, запустив под воротник ладони она гладила его широкую спину. Целовала грудь, шею. В истоме шепнула на ухо:

– Хватит дел… я хочу просто Катей побыть…

Всем российским послам и консулам за рубежами была отправлена депеша с двумя нарочными. Первый нес письменный приказ об оказании всяческой возможной и невозможной помощи российским людям. Второй гонец следом привозил какую ни-то малозначащую бумагу, а на словах передавал заученный на память список тех россиян. Русским послам надлежало список выучить и письменный приказ строжайше исполнять, коли надобность возникнет. Первое послание без второго ничего не обнаруживало.

Татжи-бай, купец из города Оша, не первый раз возил товары в Россию. Не самый заметный торговец, но и он имел свои лавки во многих городах и странах. В российских городах его дела вели приказчики из татар. Лавки были небольшие. Товар сразу скупали русские купцы. Обороты были прибыльные. Тем более что немало щедрот сыпалось на Татжи-бая от разных правителей и ханов. К ним он возил тайные сведения о соседях.

В быстро растущей России буйно крепло и канцелярское дело. Много жадных до чинов обывателей и дворян, тех, на кого не хватило поместий и работных душ, только так и могли выбиться в люди. Капиталов на честной службе государевой не сколотить, вот и пускались чиновники кто во что горазд. Пользовали все – от замызганной скамейки подьячего до массивного сенаторского кресла.

В маленькой московской лавке Таджи-бая, торговавшей шелком, сидел приказчиком московский татарин Кадым. К нему приходили чиновники прикупить шелк или парчу. Кадым мог устроить шитье мундира подешевше, дать надолго в займы. У него можно было посидеть и отведать разных сладостей. Ну а ежели удовольствий иных кому захочется, то и это добродушный татарин устроит приватно. В лавке чиновники расслаблялись, сплетничали, выхвалялись друг перед другом.

Кадым нравился всем. Он не льстил открыто, не лакейничал. Да и трудно ему ходить полусогнутым. Был он высок, широк в плечах, с сильными руками, говорил баском, но мягко, по-доброму.

Зимним утром, когда еще мало посетителей, в лавку Кадыма вошел гусарский секунд-майор.

– О-о-о, гость дорогой! – вышел к нему навстречу Кадым.

– Здравствуй, здравствуй, Кадым! – заулыбался майор. – Как поживаешь, торговая душа? Ух, как я продрог!.. А у тебя тепло-о! С морозу-то, ух!

Майор зябко ежился, топал и потирал руки. Кадым услужливо предложил:

– Вот сюда пожалуйте, любезный Александр Николаевич, к печке ближе…

Пока майор устраивался, Кадым говорил:

– На жизнь жаловаться грех! Аллах не велит!.. Давно не заезжали, любезный Александр Николаевич.

– Служба, брат, служба! На одном месте воину сидеть не пристало. Сейчас снова проездом – спешу. К тебе по делу заглянул, знаешь, долг отдать.