Дарья Плещеева - Курляндский бес

– Ну так пусть полюбуются, – ответил Ивашка.

Но Дениза сообразила, в чем тут дело.

– Стражники, которые меня ищут, наверно, пообещали здешним жителям награду, если они меня поймают!

– Ну, давай бог ноги! – воскликнул Ивашка.

Погоня была стремительная и бестолковая. Видно, хорошие деньги пообещали за поимку Денизы, если парни бросили похоронную процессию и вскачь кинулись за Ивашкой, Петрухой и Денизой. Но они действительно не знали, что такое крепкие, коренастые и неутомимые бахматы. Даже хорошо кормленная деревенская лошадь им не соперница – а лошади земледельцев уже вовсю трудились на страде.

Виндава там, где стоял Гольдинген, была довольно широка – более сотни сажен, одолевать ее вплавь не рискнули, и чем дальше убегали вверх по течению – тем ближе был знаменитый водопад, самый широкий в Европе. Он был не слишком высок – примерно в человеческий рост, и рыба, лосось и рыбец, без труда одолевала его, поднимаясь в верховья реки на нерест. Рыбьи прыжки и навели герцога Якоба, тогда только приступившего к благоустройству своей страны, на занятную мысль – он велел расставить вдоль всего водопада, поперек реки, стояки с подвешенными корзинами. Корзины были так закреплены, что рыба исправно попадала в них, и в ту пору герцогский стол пополнялся свежепросольной икрой.

Этот водопад, к которому и Петруха, и Ивашка уже приходили пешком, и лазили на него, и скакали через промытые водой канавки на нем, был единственным средством попасть в лагерь московитов.

Средство было общеизвестное – вот и сейчас по водопаду тащилось несколько телег. Но лошади шли осторожно, шагом, чтобы копыта не застряли. А Ивашка с Петрухой не могли позволить себе такой роскоши, как шаг.

– Ну, Господи благослови! – воскликнул Ивашка.

– Молись Богу, православные! – как водится у моряков, добавил Петруха.

Бахматы, не приученные скакать по воде, сперва заартачились, потом пошли рысью.

Телеги, сперва казавшиеся опасным препятствием, неожиданно сослужили службу: Ивашка с Петрухой не побоялись проскакивать меж ними, а погоня растерялась. И то – мало радости не только грохнуться вместе с конем, но еще и слететь с водопада на глубину.

Выбравшись на сушу, бахматы опять поднялись в намет и, обогнув форбург по самому краешку берега, чуть ли не мгновенно доставили всадников в лагерь московитов.

Ивашка ворвался к Шумилову, невзирая на крик Ильича:

– Стой, ирод!

– Арсений Петрович! – завопил Ивашка. – Тут у нас такое стряслось!

– Что еще у вас стряслось? – кислым голосом осведомился Шумилов.

– Мы бабу изловили!

– Я вас за бабой посылал?!

Тут Петруха ввел в домишко Денизу, и не просто так, а сквозь плащ ухватив за ворот ее монашеского одеяния.

– Вот твоей милости, Арсению Петровичу, от Ивана Трофимыча подношеньице! – с превеликим ехидством сказал Петруха.

– Ее спрятать надо, – сразу объявил Ивашка. – Потому что ее ищут – сказывают, она человека убила. А она все твердит – не виноватая, а правду знает только герцог Якобус, потому что он при том был свидетелем!

– Ты меня в гроб загонишь, – ответил Шумилов. – Погоди, не та ли это монашка, которая в замке бывает? Я там двух, кажись, встречал.

– Она самая, – подтвердил Ивашка. – Их этот голландский граф к герцогу привез. Так что потолковать с ней надо бы. А коли явится, что врет, отдать ее герцогской челяди всегда успеем!

Как следует расспросив своих лазутчиков, Шумилов понял – крестьянские парни своего не упустят и, отпраздновав похороны, придут в замок – рассказывать, что видели пропавшую монахиню в подозрительном обществе двух московитов.

– Как же быть? – сам себя спросил Шумилов. – В подпол вас разве посадить, чтобы никто вас тут более не видел до самого отъезда?

– Нельзя нас в подпол, – возразил Петруха. – Нам еще на верфи ездить, еще про мастеров вызнавать. Коли ты прикажешь – и уговариваться с ними.

– Вот как раз у верфи вас и повяжут.

– Не повяжут, уйдем… Я с мастером свел знакомство, с Альбрехтом Петерсеном из Любека, он в Виндаве уже двадцать лет, опытный, у него сын, Альбрехт, боцманом служит. Полезные люди-то, грех упускать. Герцог хочет строить большие суда, двухпалубные, о трех мачтах, заранее мастеров нанял. Еще я с парусным мастером Мартеном Мартенсеном говорил, этот уже года три в Виндаве, можно было бы переманить. Кузнец по гвоздям еще у них отменный, Мартен Редмер, но этот на виндавской девке женился, уже детей завел, к нам не пойдет.

– Да, эти бы нам пригодились.

Петруха рассказал и про иные знакомства, но об одном человеке умолчал.

Человек этот примазался к разговору, восклицая, что готов служить хоть московитам, хоть антиподам, лишь бы хорошо платили. Мартенсен брезгливо посторонился – и правильно сделал, потому что человек был пьян и грязен, как будто ночевал в хлеву, благоухал соответственно.

– Его высочество всех принимает, и мастеров, и моряков, – сказал Мартенсен. – Вот всякая шваль и думает, что тут будут кормить и поить за герцогский счет. Этот прибыл из Дании. Видно, пока стоял перед его высочеством – был трезв, а как приехал в Виндаву – так и взялся за дело. А мы пьяниц не любим. Выпить в праздник – хорошо, правильно, можно не только пиво. В воскресенье многие выпивают. А этот целыми днями пьет, хорошие сапоги пропил, два отличных золингенских ножа пропил. Его теперь ни один капитан лоцманом не возьмет.

– Он лоцман? – удивился Петруха.

– Я знатный лоцман! – подтвердил выпивоха. – Я Андерс Ведель! Меня знают в Гааге, в Ольборге, в Копенгагене, в Киле!

И он принялся перечислять свои достижения, но Петруха слушать не пожелал. И, разумеется, о таком ценном приобретении Шумилову не доложил – на Москве и своих питухов довольно.

Ивашка молчал, что было для него вовсе не свойственно. А молчал он потому, что в голове у него зрела безумная мысль.

– Арсений Петрович! – вдруг воскликнул он. – А ты вели нас обрить!

– Обрить?

– Только усы оставить! И на здешний лад вели одеться! Те люди видели нас бородатых и в кафтанах! А бритых-то нас, поди, не признают!

– Тьфу! – сказал на это Петруха. – Срамота!

– Срамота не срамота, а как скажу, так и будет, – одернул его Шумилов.

– И всегда ты так, как что путное – так тебе не по уму, вечно тебе не угодишь! – почуяв, что подьячий на его стороне, полез в сражение Ивашка. – Государево дело порушить хочешь, ирод?

Шумилов без долгих рассуждений схватил Ивашку за шиворот, дотащил до двери и выкинул в сени; Петруха, не дожидаясь приглашения, выскочил сам. Дверь же Шумилов заложил на засов.

Дениза кротко стояла в углу – ждала, пока московит обратит на нее внимание.

Наконец Шумилов к ней повернулся.