М. Эльберд - Страшен путь на Ошхамахо

Кабардинцы обрушились на татар стремительно и яростно. Множество врагов посыпалось в реку, словно каменная осыпь с подмытого обрыва. Сколько их было побито, а сколько потонуло в быстрой Кубани, определить было невозможно; ясно одно — захлебнулось в мутной воде крымское нашествие.

Князь Черкасский, осчастливленный столь блестящим завершением своей миссии, поспешил послать «ведомость» в Россию…

«В канцелярию Правительствующего сената в письме адмирала генералкавалера Адмиралтейства графа Федора Матвеевича Апраксина, писанном из Троицкого сентября 15-го, а в Москве полученном сего октября в 3-м числе, написано, что де сентября 13 числа писал к нему от реки Кубани князь Александр Бекмурзин, сын Черкасской, что де августа 30 числа у горских черкас с кубанцами, которыми командовал мурадын салтан, был бой, на котором оных кубанцов черкасы побили 359, да в полон взяли 40 человек, а других потопили в реке Кубану; и сам де салтан ушел ранен с немногими людьми. Также и лошадей взято многое число; и с тою ведомостию кабардинские владельцы прислали узденей своих Салтан-Алея Абашева, с товарыщи 3-х человек и просили чрез письмо, что тех присланных узденей отправить до царского величества…»

После боя Черкасский, Казаноков и несколько князей и тлекотлешей ехали шагом вдоль неширокой береговой полосы, где совсем недавно затихло сражение.

Их обогнал, проскакав галопом, всадник на черном, без единого пятнышка, коне. Поправляя на ходу сползавшую с плеча черную бурку, он на мгновение обернулся и кивнул головой Казанокову. А Черкасский вспомнил это молодое, но мрачное лицо с нахмуренными бровями и резкой складкой между ними.

— Кто это? — спросил он у Джабаги. — Я его видел во время боя. Парень орудовал похлеще, чем косарь на лугу!

Казаноков задумчиво посмотрел вслед всаднику:

— Кубати его зовут…

— А из какого он рода? Какого звания?

Джабаги ответил:

— Из какого рода? Из человеческого он рода. А его звание — адыгский мужчина…

В тот же день у Казанокова состоялась важная беседа с Канболетом. Ответив друг другу на неизменные вопросы о здоровье родных, о делах, о разных новостях и поделившись впечатлениями о сегодняшнем побоище, они заговорили о Кубати.

— Так ты видел его? Даже не остановился? — Тузаров озабоченно покачал головой. — Не знаю, как с ним быть. Решил, глупый, что он, видишь ли, не должен обременять нас своим присутствием.

— Ну нет, он не глупый, а гордый.

— Я понимаю. А вот как объяснить это бедной девушке? Хотя… она тоже, наверное, понимает, только веселья у нее от этого не прибавляется.

— Но она все еще ждет? Надеется?

— Ждет.

— Попытайся убедить его…

— Да разве я не пробовал! Я хочу тебя попросить, Джабаги, — потолкуй с ним. У тебя получится. А?

— Ну что ж, потолкуем… Обязательно потолкуем.

— Ты уже что-то придумал!

— Придумал. И я должен тебя предупредить…

Через несколько недель, поздним вечером, в бывший емузовский двор въехал одинокий всадник.

— Эй, Кубати! Седлай скорее коня! — раздался чей-то решительный голос, показавшийся парню знакомым.

Поспешно одевшись, Кубати выскочил во двор. Он вплотную приблизился к нежданному гостю и узнал при свете луны Казанокова.

Подбежал Куанч, схватил повод казаноковской лошади:

— Вот так гость!

— Нет, Куанч! — сурово сказал Джабаги. — Я не гостить приехал. Мне нужен Кубати.

Кубати, ни слова не говоря, пошел седлать Фицу.

— А я не нужен? — обиделся Куанч.

— Для моего дела достаточно двоих. Через пару дней вернется твой Кубати.

Под утро они уже были далеко за Баксаном, а к закату солнца, передохнув днем, приблизились к Тереку.

С грустью смотрел Кубати по сторонам, вспоминая события одиннадцатилетней давности. Где-то здесь один его дядя убил другого, здесь же в кровавой резне погиб на его глазах старший Тузаров со своими людьми… Вспомнились холодные волны реки и та жуткая ночь возле тела Исмаила: зябкая дрожь пробежала по спине Кубати.

Едва лишь стемнело, всадники перебрались вброд через терские протоки.

На том берегу Джабаги сообщил наконец о цели их поездки:

— Будем воровать невесту.

Кубати слегка оживился:

— Ну вот и наш Джабаги женится! Я рад, что ты оказал мне честь сопровождать тебя.

— У тебя конь выносливее моего, — продолжал Казаноков, не отвечая на слова Кубати. — Поэтому ты и повезешь девушку. Вынесешь ее со двора тоже ты.

— Хорошо.

— Собак там нет, а невеста предупреждена. Будет наготове.

— Ясно.

На самом деле Кубати многое было неясно. Почему такой знаменитый человек, как Джабаги, решил воровать девушку? Или она уже была обещана другому? В таком случае не повредит ли Казаноков, если увезет чужую невесту, доброму своему имени? А впрочем, все это Кубати не касалось, а уж задавать нескромные вопросы — совсем не его дело.

Вдали показалось небольшое селище, и Джабаги остановился:

— Подождем темноты. Похоже, ночь и сегодня будет лунная, но мы успеем до восхода луны.

Кубати подумал о том, что где-то в этих местах живет Канболет, и… сердце его мучительно заныло.

…Со стороны маленького садика с чахлыми деревцами Кубати прокрался к двери лагуны: Джабаги точно объяснил, как ее найти. Дверь открылась сама, чуть раньше, чем к ней прикоснулся молодой человек. Он увидел неясные очертания женской фигуры, с головой укутанной в какое-то темное покрывало. Кубати подхватил ее на руки и легко, будто малого ребенка, понес к ограде сада.

На всем обратном пути сдержанный сообщник Казанокова так ни разу и не увидел лица невесты, не услышал и ее голоса.

На последнем привале Казаноков, как бы между прочим, обронил:

— Мы не ко мне поедем, Кубати, а к тебе.

Кубати спокойно кивнул. В этом не было ничего неожиданного: ворованную невесту везут не в дом жениха, а в дом его друга. Кубати был очень польщен — значит, Джабаги и в самом деле считает его своим настоящим другом. Радостное волнение согрело душу джигита.

Казаноков не стал заезжать во двор Кубати. Осадив коня и приветливо помахав рукой выскочившему из-под навеса Куанчу, он крикнул:

— Живите с миром! Пусть вашим будущим детям славу поют! Приеду на свадьбу!

— Как… как же это? — пролепетал потрясенный Кубати. — Эта невеста…

— А я тебе не говорил, что мы едем за моей, именно за моей, а не твоей невестой! — Джабаги расхохотался, вздыбил коня и поскакал прочь.

У Кубати за спиной послышался тихий девичий смех и восторженные восклицания Куанча.