М. Эльберд - Страшен путь на Ошхамахо

— Как раз по твоему тонкому стану, — будто откуда-то издалека донесся до меня голос Хазиза.

Затем старый хитрец разомкнул кольцо сабли и ловко опоясал меня этим изумительным клинком, который послушно принял овальную форму, повторяя изгибы моего стана. Сабля и вправду оказалась точнехонько по мне — и в этом я увидел доброе предзнаменование. Сам аллах подсказывал незадачливому Мысроко единственно верное решение.

— Хорошо, Хазиз, — сказал я. — Придется принять твою помощь. Ты мне кажешься искренним. Я мог бы, как ты говоришь, оседлать дорогу и без твоего содействии Просто было бы немного труднее, вот и все. Только почему ты думаешь, что я стремлюсь в Сирию? — вопрос этот я задал скорее из ложной гордости: не люблю, когда за меня решают другие. На самом же деле мой путь виделся мне по морю в Тир или Сайду на восточном берегу Средиземного моря, оттуда — через невысокий левантийский хребет и плодородную долину Бекаа, а дальше один дневной переход — и я буду поить коня чистой водой речки Барада, посматривая на виднеющиеся издалека минареты дамасской твердыни ислама — мечети Омайядов. Уверен, что меня приняли бы радушно в столице Сирии, и я бы занял там вполне достойное положение.

— Нет, не в сторону арабских земель стремится мое сердце, хитроумный Хазиз, а в сторону Кавказа, древней родины наших предков…

Еще утром мне в голову не приходила такая мысль. Только сейчас и, наверное, опять по озарению свыше родилось в моей душе это неожиданное, но твердое намерение. Похоже, что невидимая рука пророка вела меня по дороге жизни.

Хазиз с удивлением посмотрел мне в лицо и быстро отвел взгляд. Кажется, в его глазах мелькнуло чувство тоски и зависти. Он немного подумал и сказал:

— А сделать это — попасть на Кавказ — тебе будет совсем нетрудно. Ты просто счастливчик, Мысроко. Завтра пойдет в Стамбул один корабль, а из Стамбула, после короткой остановки, он направится в Крым. На этом корабле отбывает важный паша, который везет крымскому хану какой-то срочный фирман от Селима. Я устрою тебя с Тузаром на это судно. Ведь я знаю посланца султана: познакомился с ним в Каире…

На другой день к полудню мы уже бросали последние взоры на тающий вдали желтый берег Мысыра. Стояла тихая погода, море было спокойно, и длинный турецкий каик ходко продвигался вперед, подгоняемый дружными гребками двадцати пар длинных весел. К вечеру налетел несильный левантиец, большой парус вздулся пузырем, и судно пошло быстрее.

Хазиз оказался верным своему слову. Он легко договорился с именитым турком и кормчим, которые с большой чуткостью отнеслись к его просьбе и… к звону его золотых монет.

А мне пришлось принять от Хазиза, кроме пояса-сабли, щит из кожи носорога, мушкет, сделанный в стране испанцев, богатый лук с тридцатью стрелами, и также новую одежду, включая халат атласный, чалму зеленую (сам я ее так до сих пор и не удосужился приобрести) и сапоги из телячьей кожи, завезенные из Франгистана. Тузар получил в подарок лук, попроще, чем мой, но тоже хороший, колчан со стрелами и пару прекрасно закаленных наконечников для копий. Кроме того, каждому из нас еще досталось по кабардинскому кинжалу и по мешочку денег: мне с золотыми арабскими диргемами, а Тузару — с серебряными турецкими пиастрами. Имея все это (включая тяжелый кошель, добытый нами в бою у Девяти пальм), мы могли считаться довольно состоятельными людьми.

В Стамбуле мы простояли одну ночь и часть утра: здесь были выгружены некоторые ценности, составляющие боевую добычу турок в египетской войне, взяты на борт какие-то товары, запасы воды и провизии. На берег мы с Тузаром не сходили. Да и вообще избегали всяких разговоров даже со своими попутчиками.

Слава аллаху, и важный наша тоже не искал нашего общества.

Вскоре мы уже благословляли пронизывающие ветры и суровые холода Ахына. Ветры и холода говорили нам и о близости родины, где, как мы это сразу почувствовали, конец кавказской весны ничуть не будет напоминать ним конец весны египетской.

Посланец султана Селима высадился в Кафе [19] Феодосия. , а мы удачно попали на купеческий каик, идущий к адыгским берегам, и днем позже ступили на землю Тамани.

В Тамани, поразившей меня сходством своего названием с именем Туманбей, мы задержались ровно настолько, чтобы сделать необходимые покупки. На разноголосом и разноликом базаре, где встречались чеканные носы грузин, круглые лица татар, курчавые головы евреев, раскосые глаза ногайцев, а нередко и красивые, смелые, добрые лица адыгов, мы купили лошадей. Я взял за довольно дорогую цену резвого и сильного жеребца гнедой масти. Тузару достался конь подешевле, но очень рослый и выносливый. Потом в лавке у одного армянина мы приобрели сшитые в Кабарде черкески: мне черную из тонкого сукна, Тузару — погрубее, серую. Наконец мы обзавелись шапками, бурками косматого войлока и адыгской обувью: на мои ноги мы нашли красные сафьяновые чевяки [20] Своеобразные кожаные чулки до колен, туго обтягивающие ногу, назывались еще тляхетенами. и ваки [21] Нечто вроде кожаных калош, надеваемых поверх. для них, а на ноги Тузара — чевяки попроще, из черной кожи. Кроме того, всего за два бешлика [22] Одна двадцатая часть турецкого пиастра. Тузар купил себе пару шарыков из воловьей кожи и к ним войлочные голенища.

Верные своему правилу — отдыхать по-настоящему лишь в самом конце намеченного пути, мы в тот же день решили покинуть Тамань. Знающего человека расспросили о самой малолюдной и кратчайшей дороге к берегам реки Балк и в ранних вечерних сумерках уже нахлестывали коней.

Соления мы объезжали стороной, со встречными людьми не останавливались, не заговаривали, попутных обгоняли. На ночлег с удовольствием устраивались в лесу, где все было так для нас непривычно: не жалит знойное солнце, не скрипит песок на зубах, не сушит горло горячий ветер. Поистине благодать аллаха простирается над той страной, где всегда можно насладиться упоительной свежестью воздуха, густой тенью зеленеющих лесов, прохладой кристально чистых рек.

Не надо возить с собой воду, не надо искать топлива для костра и корма для лошадей — все у тебя под ногами.

Шесть дней, которые мы потратили на дорогу от Тамани до твоего дома, Шогенуко, прошли совсем не заметно. И это были самые приятные дни на всем нашем долгом пути из Каира в Мекку, из Мекки — к подножию Ошхамахо.

Широким теплым крылом простерлась над Мысроко гостеприимная заботливость князя Жамбота. В честь почетного гостя устраивались молодежные игрища, пиры с музыкой и пением старинных воинственных песен, долгими пересказами древних легенд о могучих богатырях — нартах.