М. Эльберд - Страшен путь на Ошхамахо

Дважды съездили на охоту и в полной мере потешили мужественные сердца свои травлей матерого медведя и свирепого выродка лесных чащ — клыкастого вепря. Всей душой предавался Мысроко веселой этой забаве смягчались резкие черты его сурового лица, когда лежал у его ног огромный медведь, поверженный короткий прикованной саблей-джате (в отличие от обычной, ею можно не только рубить, но и колоть, что и сделал наш герой, столкнувшись вплотную с загнанным и взбешенным зверем). Он понимающе улыбался молодому уорку, заразительно хохотавшему после близкого и знакомства с медвежьими когтями, которые только что лишили парня нижней половины правого уха. И добрели глаза Мысроко, если он видел меткий выстрел из лука, стремительный бег коня или яростный напор дикого кабана, стремящегося вырваться из кольца облавы и жаждущего пролить при этом кровь вековечных врагов лошади, собаки и человека. Шогенуко так и не узнал, кто отбил у него часть табуна, Это мог быть и старый пши Кучмазуко, и братья Тыжевы, а может, и молодцы из рода Куденетовых. Так или иначе, уже пора было отправляться в набег на чужие пастбища. Мысроко Тамби с готовностью присоединился к молодому князю. И все вышло как нельзя удачно: и погода стояла сухая, и ночь выдалась безлунная, и табун оказался большой, и, слава аллаху, не обошлось без хорошей стычки в темноте с уорками Куденетовых или Тыжевых.

А может, и Кучмазуковых. Сотни четыре лошадей пригнали наутро к Шогенуковскому хаблю. По дороге еще прихватили отару чьих-то овец. Половина добычи по праву принадлежала Мысроко. Правда, гостеприимный князь хотел отдать своему гостю все, но тот не согласился: у этого набега было две головы, а не одна. Шогенуко из своей половины наделил своих уорков, а Тамби — ему осталось одарить лишь одного Тузара.

К этому времени люди Шогенуко успели соорудить для князя из Мысыра усадьбу по соседству с владениями их хозяина. С согласия других князей, Мысроко занял пустующие земли на речушке Куркужин. Из-за этих земель князья иногда спорили, и не потому, что нуждались в новых пастбищах и пашнях: незанятых угодий в Кабарде хватало. В те времена чего не хватало, так это крестьянских рук, которые могли бы обработать всю пригодную для пахоты землю, да скота, который мог бы съесть всю траву между Балком и Сунжей. Но признать право соседа на никому не принадлежащие угодья — это значило уронить свое благородное достоинство. А Мысроко Тамби — тут дело другое. Он здесь никогда не жил. Он ведь приехал из далекого и таинственного Мысыра.

Провожая своего гостя, который должен был теперь поселиться в собственном доме, Шогенуко до конца оставался щедрым и почтительным хозяином. По обычаю общепринятому, нельзя отпускать гостей без подарков. И шогенуковские пшитли [23] Крепостной крестьянин. гнали для Мысроко вместе с его скотом, добытым в набеге, еще полсотни коней да полсотни коров и быков, да сотню овец, подаренных почетному гостю. Мало того, девяти семьям холопским, в которых мужчины пребывали в полной силе, а их старшие сыновья уже начали в мужскую силу входить, — этим семьям предстояло теперь навсегда остаться во владении князя Тамби. Везли они на нескольких арбах свой небогатый скарб, а на одной из телег — огромную общинную соху с непомерно массивным железным сошником, в которую требовалось запрягать четыре пары быков, а управлять сохой должны были трое мужчин.

Тузар уходил из шогенуковского хабля тоже не с пустыми руками. Получил он подношения от своего нового друга Биберда: кроме скота и пары высокорослых, под стать Тузару, лошадей, подарил ему добрый уорк подростка — унаута, слугу домашнего…

Нескольким семьям крестьян-вольноотпущенников (пшикеу) было предложено поселиться на земле нового шогенуковского соседа. В их числе оказалась и семья табунщика Хануха.

Быстро устраиваются на новом месте кабардинцы, издавна привычные к пожарам, грабежам и разорениям. За несколько дней они могут построить сообща целое селище. Одни рубят и возят лесной орешник, другие плетут из гибких жердей стены будущих мазанок, очажные трубы, ограды для скотных дворов и даже пчелиные улья, третьи месят глину — ее много на обрывистых речных откосах, четвертые носят воду…

И еще что крестьяне будут делать сообща, так это пахать землю, сеять, а потом убирать урожай.

Когда Мысроко Тамби принимал у себя первого гостя, а это был, конечно, любезный и добродушный сосед — пши Жамбот, то усадьба его почти не отличалась от шогенуковской. Само селение, правда, оставалось еще совсем маленьким.

И на этот счет во время веселого застолья у князей состоялся деловой разговор.

Они осуждали планы большого похода, который дал бы им большую добычу. Никто из них не сомневался в том, что очень скоро у князя Мысроко будет поистине княжеское состояние — тысячные стада и табуны, а также сотни пшитлей, живущих не в одном, а в нескольких, как у Жамбота, селениях. И потянутся тогда к новому князю уорки со всех концов Кабарды — молодые люди из благородных семей, нуждающиеся в достойном руководителе. В таком руководителе, который поможет им снискать громкую славу и богатую добычу.

А князь Шогенуко тоже не прочь приумножить свои богатства и сделать имя свое более громким, чем имена других пши. После некоторого раздумья он предложил неблизкий и довольно рискованный поход в Дагестан. Он сказал Мысроко, что затея эта не безопасная, но сулящая в случае удачи выгоды немаловажные. Мысроко охотно согласился. Он спросил, сколько всадников будут участвовать в набеге, и, узнав, что сорок человек готовы выступить хоть завтра, предложил не откладывать доброе дело, а выехать сразу же, как только Жамботу наскучит гостить в доме его нового соседа. Тогда Шогенуко весело улыбнулся и заявил, что если они будут ждать, пока ему надоест приятнейшее пребывание в гостях у Тамби, то, наверное, задуманный поход никогда не начнется.

И решено было выступить на следующий день к ночи.

— А теперь, — сказал Мысроко, — пришел час, которого я долго ждал. Наконец по праву хозяина дома я смогу отблагодарить моего молодого князя Жамбота за его доброту и высокопохвальное поведение. — Он сделал знак Тузару, и тот поднес к нему длинный, видимо, довольно увесистый предмет, упрятанный в войлочный чехол. — Здесь тот самый мушкет, принадлежавший Хазизу аль-Гури. — Мысроко не торопясь вынул из чехла это чудо — оружие, с которым в Кабарде еще почти не были знакомы. — Кстати, правильнее его называть не мушкет, как говорят франги, а трабуко — это по-испански, ведь он и сделан был в Испании. Такое оружие не часто встречается даже у турецких пашей. Вот тебе еще роговая пороховница с меркой. А в этом мешочке — один батман [24] Турецкая мера веса, равная около 9 кг. лучшего пороха из страны Инглиз [25] Англия. . Его тебе хватит ровно на сотню выстрелов.