М. Эльберд - Страшен путь на Ошхамахо

— Ну ладно, беги, — сказал Канболет. — Но только посмотреть и не больше, если только зверь еще не удрал за те скалы. Понял? И в проход между скалами не суйся. Жди там меня.

Как гончий пес, спущенный с поводка, рванулся Кубати вверх по крутому склону, держась рядом с медвежьими следами. Канболет сел на коня, который сразу же успокоился, лишь почувствовал на себе привычную тяжесть, и неторопливо, рысцой, засеменил по извилистой тропе. Немного не доезжая до седловины в скальной гряде, Канболет (он уже потерял воспитанника из виду) услышал вдруг женский крик, блеяние козы, а затем — скорее испуганный, чем угрожающий — рык дикого зверя. Оставшееся расстояние до прохода в скалах встревоженный Канболет покрыл за несколько мгновений. На небольшой полянке с той стороны перевала ему открылась любопытная картина. Сначала он увидел женщину, с трудом удерживающую за веревку длиннорогую козу, затем — чуть подальше — небольшого и очень тощего медведя и весело хохочущего Кубати. Тузаров взялся было за рукоять сабли, но сразу понял, что оружие не понадобится. Уж если кто и нуждался здесь в помощи, так это не Кубати, а косолапый хозяин леса. Парень вцепился ему правой рукой в короткий огузок, еще и густая шерсть удачно переплелась между пальцами, и сильными рывками то и дело отрывал заднюю часть медведя от земли. Зверь извивался, стараясь обернуться и достать обидчика передними лапами или зубами, но Кубати, отступая назад, делал новый рывок — медведь, теряя опору, чуть ли не тыкался, мордой в землю. Бедняга ревел от злости и от страха, срываясь порой на панический щенячий визг.

Канболет не смог удержаться и рассмеялся от души. Он понимал своего воспитанника: трудно найти лучшую забаву для смелого и сильного юноши. Однако пора было и кончать эту забаву.

Вот и женщина кричит, что больше не в силах удержать свою проклятую скотину, и пусть один медведь или поскорее прикончит другого, или отпустит его с миром.

— Бати! — крикнул Тузаров. — Хватит измываться над бедным животным. Оставь его в покое.

Юноша отпустил зверя и дал ему пинка в зад, отчего медведь перекувыркнулся через голову. Оказавшись, снова на четырех ногах, он уже не стал оглядываться, а со скоростью зайца бросился наутек и с хрустом вломился в чащу подлеска.

Коза сразу успокоилась, обвела надменным взглядом всех присутствующих и стала как ни в чем не бывало пощипывать молодую травку. С сияющими от счастья глазами Кубати подошел к Канболету. Тузаров покачал головой:

— Доволен? Справился с худым полуживым зверем? Чуть не до смерти замордовал несчастного медведя, еще не набравшего сил после зимней спячки. Нехорошо, братик, обижать тех, кто слабее тебя.

Кубати густо покраснел, не зная, то ли принимать слова воспитателя за шутливую похвалу, то ли за серьезный упрек. По виду Тузарова невозможно было в таких случаях угадать, ругает он тебя или одобряет. И никогда он ничего не объяснит, предпочитает оставлять своего кана в мучительном неведении.

Вдруг женщина крикнула так, что мужчины вздрогнули:

— Канболет! Ты ли это?!

Тузаров только сейчас по-настоящему посмотрел на женщину и узнал ее сразу.

— Нальжан? Ну конечно, Нальжан! — он спрыгнул с коня и подошел к ней.

Ровесница Канболета, знавшая своего тлекотлеша еще ребенком, когда они вместе с шумной ребячьей ватагой бегали купаться на Терек, порывисто обняла его и заплакала.

— Уж и не мечтала тебя когда-нибудь увидеть…

Канболет взял ее за круглые, но совсем не по-женски широкие плечи, застенчиво отстранился от ее высокой груди и долго всматривался в ее лицо, поражавшее своей грубоватой красотой, которая могла скорее отпугнуть, чем привлечь к себе мужчину. Да и ростом она была на полголовы выше Канболета. Нальжан родилась в семье третьестепенного уорка. А уж в кого такая пошла — неизвестно.

Вероятно, несколько поколений ее худосочных предков, никогда не отличавшихся ни мощью, ни приятной наружностью, копили и копили силу, по крохам откладывали красоту, чтобы когда-нибудь разом свалить накопленное богатство на одного из будущих наследников (хотя хватило бы и на двоих). Этим наследником и оказалась Нальжан. В ее огромных темно-карих глазах Канболет видел силу и неженский разум. Хватало в них еще места для бесконечной доброты, а возможно, и для более сильного чувства. Глаза эти давали понять, что они могут быть и грозными, особенно если над ними сдвинутся черные, почти сросшиеся брови. При улыбке ее крупные пунцовые губы, очерченные решительно и четко, обнажали два ряда безупречно ровных белых зубов.

— Ты почти не изменилась, Нальжан, — сказал Канболет. — Только еще красивее стала. И удивительно, что еще не встретила достойного тебя жениха. — Тузаров заметил, что ее крепкий стан туго стягивала шнуровка коншибы — девичьего корсета. (Как отличать девушку от замужней женщины по манере носить головной убор, он тоже помнил.) Нальжан из приличия сделала вид, будто немного смутилась.

— Ты удостаиваешь меня добродушной шутливости, молодой наш хозяин. Да ведь мне, глупой привередливой деве, всегда хотелось иметь мужа хоть немного похожего на тебя. А таких не попадалось. Вот и упустила я свое время. Видно, теперь всю жизнь придется оставаться в доме старшего брата-вдовца.

— А где твой брат?

— А здесь, в Шеджемском ущелье. Так и живет в маленькой усадьбе наших родителей. Ты ведь знаешь, моя старшая сестра была замужем за одним из уорков твоего отца, а родители наши умерли рано, и сестра забрала меня еще маленькой девочкой в свою семью. Помнишь ее?

— Немного помню.

— Тогда ты должен помнить, что обе ее дочери вышли замуж, а сама она умерла незадолго до того страшного случая, когда твоего отца… Нальжан запнулась.

— Помню, — коротко ответил Канболет. — Ну, а муж твоей сестры?

— Убит в тот же день, что и другие защитники тузаровского дома. О, аллах! Пошли семь громов и семь молний на вшивую голову князя Алигоко! — глаза Нальжан гневно засверкали, румяные щеки побледнели. — Это он, сын змеи и шакала, виновник всему. Чтоб его потомству…

— Постой, добрая наша Нальжан, — мягко прервал ее излияния Канболет. — Об этом мы еще поговорим в более подходящее время. Мы с моим каном только что вернулись из далекого путешествия. Пристанища пока не имеем и…

— Ни слова! Ни слова больше, славный наш хозяин, иначе получится, будто я сама не догадалась попросить тебя о великой чести воспользоваться домом моего брата. А за мою недогадливость он оторвал бы мою глупую голову. И правильно бы сделал. Пойдем скорее! — И она так рванула веревку, привязанную к рогам козы, что та с жалобным блеянием грохнулась оземь. — Сюда, по этой тропинке вниз, к реке, а там и жалкая наша лачуга совсем близко. Нет, аллах наверняка накажет меня за длинный язычище и короткий умишко. Но брат еще страшнее…