Томас Майн Рид - Отважная охотница. Пропавшая Ленора. Голубой Дик

С этих пор я стал тем Сторми Джеком, каким вы меня знаете.

После смерти Гайнена я оставил Сонору и двинулся к реке Туолумне. Сторми обещал последовать за мною, как только закончит свои дела по товариществу. Я поселился близ маленького города Джексонвиля, где и начал свои работы. На этот раз моя работа пошла так успешно, что я нанял нескольких рабочих, а сам поселился в самом городке, где устроился довольно удобно.

Однажды я получил от Сторми записку, которую разбирал почти целый день; только после усиленных трудов я понял, что пишет старый моряк. На следующий день в Соноре рудокопы собирались учить «манерам» одного разбойника, повесив его на дереве. Он убил свою жену, и рудокопы после короткого следствия и суда признали его виновным и решили расправиться с ним судом Линча.

«Мне кажется, — писал старый моряк, — что этого человека я видел несколько лет тому назад, и что вы узнаете его, когда увидите, хотя, конечно, могу и ошибаться. Приезжайте и посмотрите на него сами. Я жду вас завтра к одиннадцати часам утра в моей палатке».

Хотя фамилия разбойника была совершенно неизвестна Сторми, это не имело никакого значения.

Письмо Сторми сильно взволновало меня. Кто этот разбойник, которого я знал и которого также знал много лет тому назад Сторми? Как молния меня пронзила страшная мысль, что разбойник был Лери, и что его несчастная жертва моя мать.

Сонора лежала от Джексонвиля в тридцати милях. Я вышел еще до восхода солнца и пошел пешком, так как все равно пришел бы на несколько часов раньше назначенного времени. Пройдя около мили, я свернул с большой дороги на тропинку, которая значительно сокращала расстояние. Я прошел еще более половины пути и находился вблизи густой лесной чащи, когда вдруг из-за кустов выскочил большой медведь-гризли и бросился на меня.

На мое счастье поблизости рос большой дуб с низкими, горизонтально распростертыми ветвями. Я едва успел схватиться за ветку и быстро взобраться наверх. Хорошо, что это был не бурый медведь, а гризли, который не может лазить по деревьям. Мой враг — большая медведица, — расположилась под деревом, на котором я сидел, вместе со своими двумя медвежатами и стала с ними играть. Я сначала с большим любопытством смотрел на их возню, но вскоре мысль о моем положении настолько заняла меня, что игра медвежат уже не доставляла мне никакого удовольствия. У меня не было с собой ни кинжала, ни револьвера. Я очутился в осаде, снять которую могла только медведица.

Но она не намерена была этого делать, пока здесь находились медвежата. Шанс, что кто-нибудь придет и выручит меня, был мало вероятен. Осада предстояла продолжительная.

Я закурил сигару, сделал глоток бренди из фляжки и стал обдумывать способы выбраться из своего затруднительного положения.

Время от времени медведица пыталась стряхнуть меня с дерева, но я видел, что ее попытки тщетны.

Больше всего меня беспокоило то обстоятельство, что я могу опоздать в Сонору. Кроме того, так как я вышел из дому без завтрака, я начал ощущать голод и жажду. Сигара отчасти помогала мне заглушать муки голода.

День был жаркий. Солнце обдавало зноем. Я начал ощущать невыносимую жажду. Моя фляжка не только не утоляла ее, но еще больше возбуждала. Я начал приходить в отчаяние и решил спуститься с дерева и вступить в борьбу с медведицей, имея в качестве оружия лишь небольшой складной нож. Мой план был безумен; это значило идти на верную смерть, но другого выхода не было.

Я вынул новую сигару, закурил ее и решил, что когда докурю, немедленно спущусь с дерева. Вдруг счастливая мысль пришла мне в голову. Ветви дерева, на котором я сидел, были обвиты одним поразительным растением. Это был испанский мох или «борода старика», как называли его за сходство нитей с длинной седой бородой. Растение давно уже погибло, и его нити были совершенно высохшими. Я осторожно собрал эти сухие нити-образовался целый большой пук. Затем я открыл фляжку с бренди и вылил содержимое на спину медведицы, а оставшейся жидкостью смочил собранный мох; потом осторожно зажег мох и бросил его вниз на спину гризли. В одно мгновение медведица была охвачена огнем.

Эффект получился необычайный. Раздался страшный рев, и медведица, охваченная огнем и похожая на движущийся огненный куст, в диком ужасе помчалась прочь от дерева. На ее рев издалека донесся рев другого гризли, но я не стал дожидаться его и, спустившись с дерева, пошел по дороге в Сонору с такой быстротой, что прибыл туда за два часа до назначенного времени.

Я вошел в палатку Сторми около девяти часов и хотел сразу же направиться вместе с ним туда, где содержался преступник. Нетерпение увидеть его охватило меня.

— Пойдемте, Сторми, — сказал я, — пойдемте! Мы можем идти и говорить в одно и то же время.

Сторми, ни слова не говоря, встал и последовал за мной.

— Сторми, — обратился я к старому моряку, — скажите мне все, что вы знаете.

— Очень немного, — ответил он, — я опасаюсь, что сделал большую глупость, вызвав вас сюда. Вчера я видел человека, которого сегодня повесят. Мне показалось, что это он привел вас на борт корабля «Надежда» в Дублине, когда вы в первый раз выходили в море. Теперь я думаю, что ошибся, ведь это случилось много лет тому назад, чтобы я мог хорошо его помнить. Но я все-таки считал необходимым, чтобы вы сами убедились.

Сторми, без сомнения, хотел меня немного успокоить. Я был слишком голоден, и мы зашли в первую попавшуюся гостиницу позавтракать, а затем отправились к тому месту, где преступник содержался под стражей.

Он находился в одной из гостиниц, вокруг которой стояла громадная толпа народа, собравшаяся посмотреть на казнь. Взглянуть на преступника стража меня не пустила, и я должен был дожидаться, пока его выведут.

Ждать пришлось долго. Я был слишком расстроен и решил немедленно отправиться посмотреть на жертву. Дом, где лежала убитая женщина, находился недалеко от гостиницы, в которой содержался преступник.

Сопровождаемый Сторми, я вошел в квартиру, в которой лежало тело несчастной. Меня охватило необычайное волнение, когда я подходил к трупу — я боялся увидеть тело моей матери. Но первый же брошенный взгляд на убитую успокоил меня. Это была совсем молодая женщина лет девятнадцати-двадцати.

Мы вернулись к гостинице; приближался час казни. Наконец, преступника в сопровождении стражи вывели, и мое сердце сильно забилось. Сторми был прав, это был Лери.

Преступника повели за город. В полутора милях, на высоком холме, рос большой дуб. Здесь и должна была совершиться казнь. Под дубом вырыли могилу.

Лери был спокоен и бодро шел вперед. Сзади ехала телега, в которой разместились четыре или пять джентльменов, игравших, по-видимому, большую роль в происходящем. Когда мы приблизились к месту казни, один из джентльменов, сидевших в телеге, обратился к толпе со следующей речью: