Луи Жаколио - Покоритель джунглей

— Мы будем счастливы, сахиб, — вмешался браматма, — примирить ваше чувство долга с чувствами благородного, порядочного человека. Мы обещаем хранить молчание, даю вам слово за себя и своих товарищей.

— Мне достаточно вашего слова, — ответил Кемпбелл, довольный такой развязкой.

И он встал во главе своих людей, чтобы не иметь больше дела с душителем. Отряд благополучно вернулся во Дворец семи этажей, и никто из жителей Биджапура не подозревал о случившемся.

Пленников поместили в одной из комнат, предназначенных для размещения шотландцев, в ожидании решения вице-короля. Убийство полковника Уотсона придавало всему делу исключительную важность, и сэр Джон хотел посовещаться с ближайшими помощниками, прежде чем решить участь арестованных.

Кишнайя одержал верх, и было решено скрыть арест от туземцев, чтобы облегчить поимку Нана-Сахиба, которая должна была пройти успешно, если принца не предупредят об аресте браматмы и его окружения.

До сих пор Нану, несмотря на отсутствие его защитника, Покорителя джунглей, Духи вод всегда предупреждали о грозящей опасности. Если же принц ничего не заподозрит, Кишнайя и его сообщники смогут по-прежнему играть роль трибунала Трех и совета Семи, умело распространив слух, что браматма послан ими куда-нибудь с секретным поручением. Под видом посланцев старшего из Трех и браматмы небольшой отряд проникнет в пещеры Нухурмура, где скрывается Нана, и захватит принца в плен вместе с его защитниками.

Кишнайя должен был в тот же вечер отправиться в Нухурмур вместе с несколькими членами своей касты, отъявленными негодяями, которые не отступали ни перед чем и в храбрости которых он мог не раз убедиться.

Суд над убийцами Уотсона и торжественный роспуск общества Духов вод отложили до поимки принца. Долгая борьба вождя восстания против английских властей подходила к концу, успех столь ловко задуманной операции по поимке Нана-Сахиба был обеспечен.

Английские солдаты получили строжайший приказ хранить полное молчание о событиях прошедшей ночи, им запрещено было общение с туземцами, чтобы секрет был соблюден.

Но что было делать с пленниками? Нет такой тюрьмы, откуда нельзя было бы снестись с внешним миром.

Сэр Джон. Лоуренс несколько минут размышлял, как устранить эту трудность. Вдруг Кишнайя, злобно улыбнувшись, вспомнил о колодце Молчания.

— Доверьте мне ваших пленников, — сказал он вице-королю, — я верну вам их по возвращении. Клянусь, что за время моего отсутствия они не смогут дать о себе знать ни одной живой душе.

— Ты отвечаешь мне за них головой, — сказал Лоуренс. — Подумай, каким посмешищем я сделаюсь, если после моего доклада Сент-Джеймскому кабинету об аресте убийц Уотсона буду вынужден сознаться, что мы не сумели их уберечь.

— Я ручаюсь головой, милорд. — И туг зловеще добавил: — Местечко, которое я им приготовил, никогда не отпускает своих гостей.

В тот же день под покровом ночи браматму вместе с товарищами отвели в колодец Молчания — никому еще не удавалось выбраться живым из этой ужасной тюрьмы.

Вторую плиту зацементировали и замазали известью.

— Это их надгробная плита, — свирепо сказал туг, — только мертвые не мстят.

Затем прибавил со зловещим смехом, раскатившимся эхом под мрачными сводами:

— Я не обещал вернуть их живыми… А теперь идемте, — обратился он к своим спутникам, — через пять дней На-на-Сахиб будет в нашей власти.

Кишнайя с вызовом произнес эти слова умышленно громко, чтобы его услышали в подземелье.

— Через пять дней! — пробормотал браматма на языке, неизвестном другим пленникам. — Через пять дней тебя повесят, и на сей раз — по-настоящему.

Странное сходство. — Кто же этот человек? — Спасенные браматмой. — Необходимый отдых. — Трогательная признательность. — Планы Покорителя джунглей.

Звук голоса Арджуны, говорящего на неведомом языке, глубоко взволновал Анандраена. Уже во второй раз он замечал странное сходство браматмы с… На него это произвело сильнейшее впечатление. Но, как и на собрании жемедаров, он отогнал эту мысль как невероятную. Тем более что тогда среди всех присутствующих не нашлось никого, кто помог бы ему проверить его догадку. За два-три года до восстания общество, чтобы не привлекать внимания англичан, избегало проводить общие собрания, которые обычно имели место каждый год. Поэтому никто из приглашенных не знал браматму достаточно хорошо и не мог быть полезен Анандраену. Но и здесь, в мрачном подземелье, где от глаз не было проку, слух подтвердил ему его подозрения. К тому же звуки иностранного языка были так похожи на те, что он некогда слышал… Мысли Анандраена уже начали принимать самый неожиданный оборот, как браматма, после того как шаги душителей стихли в отдалении, взял слово.

— Братья, — сказал он, — вы, должно быть, спрашиваете себя, куда же запер нас гнусный туг, продавшийся англичанам? Вы слушали, не жалуясь, как над вашей головой замуровывали плиту, которую Кишнайя назвал нашим надгробным камнем. Но это чудовище в обличье человека не услышало от вас ни единого слова мольбы. Вы храбры и сильны, и я был прав, когда выбрал вас, чтобы спасти общество Духов вод и отомстить за славную землю Индии, которая стонет под пятой британцев. Вы, должно быть, думаете, что ваша жизнь, которую вы обещали принести в жертву благородному делу, закончилась. Действительно, человеческие останки у вас под ногами говорят о том, что мы находимся в тюрьме дворца Адил-шаха, куда раджи бросали жертвы своего честолюбия, мести, деспотизма. Естественно думать, что судьба тех, кто умер здесь до нас, предвещает нам близкий конец. Есть ли среди нас тот, кто захочет купить себе жизнь, предав общество, которое всегда защищало слабого от сильного, угнетенного от угнетателя, защищало Нана-Сахиба, беглеца и изгнанника, хранящего знамя нашей революции и готового поднять его вновь? Есть ли среди нас тот, кто ради своей свободы готов пожертвовать нашими идеалами?

Слова браматмы были встречены единодушными криками:

— Нет! Нет!

— Лучше тысячу раз смерть, и пусть наши кости смешаются с костями мучеников, которые покоятся здесь! — сказал Анандраен от имени своих товарищей.

В тот же миг трижды прозвучал крик:

— Да здравствует Нана-Сахиб! Смерть англичанам! Да здравствует браматма!

Старый Анандраен, сжав руку Арджуны, вдруг осененный внезапной мыслью, воскликнул:

— Друзья, мы забыли благородного и мужественного чужеземца, отдавшего двадцать лет жизни нашему делу. Он сумел бы вернуть Индии независимость, если бы мудрых советов и храбрых действий было достаточно, чтобы восторжествовали право и справедливость… Его нет здесь, чтобы руководить нами, но покажем, что он всегда занимает достойное место в нашей памяти и наших сердцах. Да здравствует Покоритель джунглей! Да здравствует Сердар!