Луи Жаколио - Покоритель джунглей

На трех кораблях, которые зашли в то утро в Пуант-де-Галль только на сутки, чтобы пополнить запасы угля и продовольствия, было всего 1800 солдат. Но одновременно англичане послали своего лучшего офицера, генерала Хейвлока, героя Крымской войны, который поставил себе целью снять блокаду Лакхнау и оказать сопротивление мятежникам до подхода более крупных подкреплений.

Прекрасно осведомленные обо всех этих обстоятельствах, Нана-Сахиб и Сердар вели между собой долгие тайные переговоры: они отдавали себе отчет в том, что английский генерал, известный своей храбростью и умением, может, собрав гарнизоны Мадраса и Калькутты, поставить под ружье около семи тысяч испытанных солдат и что сипаи, несмотря на свою численность, в открытом бою не устоят перед мужеством и дисциплиной солдат-европейцев.

Тогда Нана понял допущенную ошибку: сразу после начала восстания ему следовало идти на Калькутту и Мадрас, как советовал ему Сердар. Но время было упущено, города эти подготовились к длительной осаде и могли продержаться несколько месяцев. Тогда-то Покоритель джунглей и замыслил дерзкий план — похитить генерала Хейвлока, который один только мог успешно завершить задуманную операцию.

Полнейшая тайна была непременным условием успеха этого двойного плана. Понятно, что, несмотря на дружбу с Бобом, которого в минуты хорошего настроения Фред дружески называл «генерал», он не мог доверить ему столь важный секрет, так как славный малый был воплощенной болтливостью.

У Боба тоже были враги, но о своей ненависти он рассказывал первому встречному, кстати и некстати, так что если его соперник не был предупрежден о чувствах Боба, то, конечно же, не по вине американца.

Всякий раз, когда с ним случалась какая-нибудь неприятность, он угрожающе потрясал в воздухе кулаком и восклицал с комичным гневом:

— Чертов Максвелл, ты мне за это заплатишь!

Максвелл был офицер, который по приказу свыше явился во дворец генерала Боба Барнетта и приказал ему под страхом расстрела очистить вышеупомянутый дворец, не позволив унести с собой ни одной рупии.

И Боб, который катался как сыр в масле и, словно паша в гареме, предавался сладкому безделью — лишь изредка, как верховный правитель артиллерии, он осматривал на крепостных стенах с десяток пушек времен Людовика XIV, — воспылал к капитану Максвеллу ненавистью, которую поклялся утолить рано или поздно.

В Память о многочисленных занятиях — а в своей бурной жизни ему пришлось заниматься и коммерцией, без этого он не был бы настоящим янки — он держал в голове своеобразную книгу бухгалтерского учета, где все злоключения записывал в дебет капитана Максвелла, дав себе слово подвести баланс, как только пути их вновь пересекутся.

Солнце меж тем постепенно поднялось над горизонтом, озарив бескрайнюю гладь Индийского океана и остров с роскошной растительностью, похожий на букет, томно плавающий в золотистой лазури. С высот Адамова пика взору открывался один из самых живописных и очаровательных видов, которые можно себе вообразить, — чреда плато, причудливая волнистая линия горизонта, долины, поросшие деревьями — тамариндовыми, тюльпанными — с желтыми цветами, манговыми; яблонями, баньянами. В зелени пламенели ярко-красные цветы. Но у наших героев не было времени, чтобы освежить душу, соприкоснувшись с величественными картинами природы, все их внимание было поглощено кораблями, горделиво входившими в гавань. Они миновали многочисленные песчаные отмели, держась как можно ближе к Королевскому форту, и наконец бросили якорь в порту, в двух-трех кабельтовых от берега.

После нескольких минут молчаливого наблюдения Сердар убрал бинокль в футляр и повернулся к другу.

— Наконец-то корабли на рейде, — сказал он, — часов через пять нам доставят почту. Время от времени приятно получать новости из Европы.

— Говори только за себя, — ответил Боб. — Это ты ведешь переписку, словно настоящий министр. Что касается меня, то с тех пор, как я нахожусь в этой стране, черт бы меня побрал, если я получил хоть одно письмецо от моих старых товарищей! Когда я стал генералом раджи Ауда, то написал папаше Барнетту, чтобы сообщить ему о моем повышении, и старик, который всегда предсказывал, что из меня не выйдет ничего путного, ответил мне сухо, всего двумя строчками, написав, что не любит розыгрышей… Это была единственная весть, которую я получил от моего уважаемого семейства.

— Лишь бы Ауджали нашел Рама-Модели, — задумчиво проговорил Сердар, не обратив внимания на шутку друга.

— Ты был не прав, послав его одного, — ответил Боб, — я тебя предупреждал.

— Я не мог послать ни Нариндру, ни Сами. Они не знают Пуант-де-Галль и, не владея ни хинди, ни тамильским языком, на которых говорят на Цейлоне, не смогли бы расспросить, где находится дом Рамы, с которым я состою в переписке.

— А Ауджали? — смеясь, перебил его Боб.

— Ауджали прожил со мной у Рама-Модели два года перед началом войны, он сумеет разыскать его. Доверься его смекалке. Кроме того, я вручил ему достаточно толковое письмо на тот случай, если Рама не поймет, насколько важна почта, которую он получит и которая предназначена не ему. В пакете будет целая пачка писем, адресованных офицерам-европейцам из армии Наны. Не то в продолжение всей войны с Англией они не смогли бы получить вести из дома. Ведь все порты в руках англичан, поэтому восставшие не могут снестись с внешним миром.

— При малейшем подозрении твоего друга Раму вздернут без лишних слов на насыпи у крепостных стен.

— Рама не боится ни англичан, ни смерти.

— Послушай, — ворчливо сказал Боб, — ты не станешь уверять меня, что только для того, чтобы ты мог сыграть роль сельского почтальона, ты заставил нас пересечь марш-броском всю Индию и что мы забрались на вершину Адамова пика, чтобы устроить здесь наблюдательный пункт!

— Вот ты снова нарушаешь данную тобой клятву, — с грустью возразил Сердар. — К чему всякий раз задавать мне вопросы, если ты знаешь, что я не могу и не хочу тебе отвечать!

— Ладно, не сердись, — ответил Боб, протягивая ему руку. — Я больше ни о чем не буду тебя спрашивать и последую за тобой с закрытыми глазами, только не забудь позвать меня, когда завяжется драка.

— Я знаю, что могу рассчитывать на твою преданность, — произнес Покоритель джунглей с неподдельным волнением. — Не бойся, возможно, ты понадобишься мне раньше, чем мне того бы хотелось.

И снова взяв в руки морской бинокль, он погрузился в созерцание далей.

Именно так всегда заканчивались их беседы.

Тем временем Нариндра и Сами приготовили кофе и рисовые галеты, простую и скромную пищу, составлявшую обычно их первый завтрак.

— Чертова еда! — пробормотал Боб Барнетт, поглощая галеты, именуемые на Цейлоне appes. Они были столь же легки, как маленькие булочки в форме раковин, которые в Париже можно купить у продавцов сладостей. — God bless me! — это было любимое ругательство генерала, — Нужно триста семьдесят семь таких штуковин, я сосчитал, чтобы насытить порядочного человека! И нет даже капли виски, чтобы согреть себе внутренности! Как подумаешь, что в моем дворце в Ауде у меня был замечательный погреб — отборные вина, старое виски, двадцатилетний джин — и что все это выпили за мое здоровье красные мундиры, даже не пригласив меня!.. Бели бы вместо того, чтобы торчать на этой сахарной голове, мы могли остаться на равнине, то в деревнях мы раздобыли бы птицу и рисовую водку!.. Так, еще один день пришлось есть галеты, запивая их водой, потому что кофе — это просто подкрашенная водичка, — все это я записываю на дебет г-на Максвелла… Не бойтесь, друзья, они нам за все заплатят разом, мы сразу подведем баланс под нашими счетами…