Габриель Ферри - Обитатель лесов

Случилось так, что в то самое время, когда оба выше названных собеседника разговаривали о Тибурцио, последний, не желая видеть Кучильо, который, по его мнению, должен был находиться в доме, направился тоже в парк. Его тревожило какое-то непонятное чувство опасности со стороны гордого мексиканца, желавшего через Кучильо привлечь его к себе. Он был занят мыслью о том, как бы поприличнее осуществить свое первоначальное намерение и предложить гациендеру свои услуги в качестве вакеро.

Пока он тихо и ничего не подозревая расхаживал по тенистым тропинкам парка, ему вдруг послышались нежные звуки женского голоса. Он стал прислушиваться, соображая: оставаться ли в тени кустов или подойти ближе к тому месту, откуда доносились звуки. Прелесть и искренность чувства тихой песни, которая растворялась в вечернем воздухе, неся мир и спокойствие, заставили его приблизиться. Вскоре он заметил яркий луч света, льющийся из окна, окруженного виноградными кустами. Подойдя ближе, он увидел сидевшую подле окна Розариту, которая пела, аккомпанируя на цитре. Внимательно прислушиваясь к звукам ее голоса, Тибурцио и не заметил, как позади него слегка зашевелился кустарник и тихие голоса стали перешептываться.

Розарита замолкла и поднялась, чтобы отворить окно. Тибурцио поспешно отступил на несколько шагов назад в чащу, стараясь скрыть свое присутствие. В эту минуту кустарник зашевелился позади него заметнее, и не успел он обернуться назад, как сильный удар, нанесенный в затылок, заставил его потерять равновесие и свалил его наземь. Прежде чем он мог подняться, над ним наклонилась черная фигура с широким испанским ножом в руке. Но в то самое время, когда таинственный враг занес руку, чтобы нанести лежавшему смертельный удар, Тибурцио, собравшись с силами, ударом ноги свалил на землю нападавшего. Несколько минут оба противника катались по земле, не произнося ни слова, и только слышно было, как они глухо и тяжело дышали. Нож, выпавший из рук непредвиденного врага, издавал при этом какой-то странный звон, но ни тому, ни другому из борющихся не удалось завладеть им. Наконец, с напряжением всех сил, Тибурцио успел освободиться из рук врага, который, как оказалось, был не кто иной, как вероломный Кучильо, и, прижав его коленом в грудь, он собирался было уже выхватить из-за пояса свой кинжал.

В эту минуту другой человек бросился на помощь Кучильо. Это был дон Эстеван, остававшийся до того времени молчаливым зрителем происходящей борьбы. В первую минуту он колебался, чью взять сторону, как вдруг раздался женский голос:

— Постойте, постойте, во имя святой Девы! Этот молодой человек гость моего отца, жизнь его священна под этой кровлей.

Голос этот принадлежал Розарите, которая, услышав в парке шум, поспешила к месту борьбы, чтобы развести схватившихся врагов.

— Боже мой! — воскликнула она. — Неужели вы ранены? Дон Эстеван, сеньор Кучильо, разойдитесь!

Ее вмешательство решило исход дела. Тибурцио выпустил Кучильо, который, бормоча про себя какие-то неясные слова, вскоре исчез вместе с доном Эстеваном в густой чаще парка.

Тибурцио остался один с Розаритой. В вежливых словах выразил он ей благодарность за оказанную ему помощь, прибавил, что теперь, скорей всего, нельзя долее оставаться в гациенде. Несмотря на то что Розарита настоятельно убеждала его не уходить, он все-таки остался при своем намерении и, простившись с нею поклоном, быстро удалился. Она поспешила было за ним, крича ему вслед, что за воротами его ожидает смерть, но все было напрасно; он перескочил через забор, окружающий парк, и скоро исчез. Куда направился он — того не ведал и сам гордый юноша; он только верил, что провидение, которое уже однажды сохранило ему чудным образом жизнь, могло и теперь довести его до какого-нибудь спасительного пристанища.

Впрочем, в настоящую минуту мысли его были более заняты событиями последних часов, нежели предстоявшей будущностью. Тщетно старался он уяснить себе загадку, что могло побудить Кучильо, недавно спасшего ему жизнь, напасть на него так вероломно. Размышления его об этом еще более подтвердили прежнее предположение, а именно, что подозрение его против Кучильо не лишено основания и что последний потому именно решился удалить его с пути. Это предположение объяснило ему отчасти и присутствие дона Эстевана, хотя последний до тех пор являлся скорее его охранителем, нежели врагом. Погруженный в эти грустные размышления, Тибурцио шел вперед, не обращая никакого внимания на дорогу, которая все более и более удаляла его от гациенды; вдруг он увидел отдаленный отблеск костра. Огонек по мере приближения к нему оставался неподвижным. Тихий свет этот, казалось, манил Тибурцио к себе; он направил свои шаги в сторону, в ожидании встретить людей, которые дозволят ему провести остаток ночи у разведенного огня и помогут перевязать рану, полученную им в борьбе с Кучильо.

То была на самом деле счастливая звезда, которая освещала ему путь в эту ночь и его, сироту, не знавшего ни роду, ни племени, привела к месту, куда он шел наугад, в надежде найти пристанище. Там, недалеко от гациенды, у самой опушки леса, сидели два человека, тоже захотевшие, по-видимому, воспользоваться гостеприимством гациендера. С людьми этими мы имели случай познакомить читателя ранее и теперь можем прибавить, что то были два бесстрашных охотника, которые, утомившись продолжительным дневным переходом, выбрали теперь себе местечко для отдохновения.

Так как личности эти впоследствии будут часто обращать на себя наше внимание, то не мешало бы нам взглянуть на них попристальнее.

На одном из них, назвавшем себя еще прежде «обитателем лесов», была надета куртка, которая вполне соответствовала требованиям образа жизни в лесах и напоминала в одно и то же время одежду индейцев и трапперов. На голове у него была надета шапка из лисьего меха, имевшая форму усеченного конуса. Плечи его покрывала пестрая хлопчатобумажная рубашка, а на земле возле него лежало одеяние вроде плаща, сшитое из шерстяного одеяла. На ногах были кожаные гамаши, а вместо макасинов [4] Башмаки из шкуры, снятой с животных, употребляемые индейцами. у него были надеты подбитые гвоздями башмаки такой прочности, что могли служить несколько лет сряду.

Через одно плечо, накрест, висел гладко оскобленный рог буйвола для содержания пороха, между тем как с другой стороны был привешен кожаный мешок, в котором хранился богатый запас свинцовых пуль. Лежавшая возле него длинная винтовка и охотничий нож, торчавший в пестром шерстяном поясе, дополняли вооружение охотника. Его гигантский рост свидетельствовал о его происхождении от первых нормандских поселенцев Канады, встречающихся теперь здесь все реже и реже. Его волосы значительно поседели, и их было бы трудно отличить от меха шапки, если бы границу между тем и другим не обозначал явственно широкий, круглый шрам, шедший от одного виска до другого. Шрам этот доказывал, что хотя у него и сохранились еще волосы на голове, но тем не менее он претерпел большую опасность лишиться их.