Станислав Федотов - Схватка за Амур

– И как же, имея другую, более важную причину, вы рассчитываете вернуться в Россию?

– Об этом я подумаю в свое время, которое, как я полагаю, наступит еще нескоро.

Невельской поразмышлял – недолго, всего на пять затяжек, – и сказал:

– Хорошо, Андрей, оставайтесь фантомом. Но я не гарантирую, что кто-то из моих подчиненных не напишет о вас впоследствии в своих мемуарах.

– Если кто и напишет, то это случится много позже. Память – штука несовершенная, а я не настолько значимая фигура, чтобы обо мне помнить через много лет.

После полудня собаки окончательно выдохлись. Какое-то время они еще плелись за прокладывающим путь человеком (второй шел за нартами), с трудом таща проваливающиеся до грузового настила нарты, но вдруг, как по команде, упали и не захотели вставать – лежали, тяжело дыша и высунув исходящие паром языки.

Люди повалились рядом тоже в полном изнеможении. На ногах у них были снегоступы, сплетенные из тальника, которые проваливались меньше собачьих лап, но тяжесть человека лишала их этого преимущества. Шедший впереди Бошняк, чья устремленность вперед опережала движение ног, часто падал и вставал с трудом, поскольку руки давали плохую опору. Он старался себя сдерживать, но неуемная натура снова и снова брала верх, он опять падал, опять вставал, и это повторялось с какой-то странной регулярностью. Вплоть до последнего падения.

Наверное, все было бы гораздо проще и легче, но в этот день с раннего утра валил крупный лохматый снег, настолько обильный, что уже через два-три часа под его тяжестью стали ломаться ветви деревьев – сначала осин и дубков, а потом очередь дошла до сосен, лиственниц и берез. Держались только ели и пихты, но и они свесили оснеженные лапы до самого дола и напоминали сказочные островерхие башни, очень похожие на увиденные четырнадцатилетним кадетом Морского корпуса Колей Бошняком в книжке «Снежная королева», сочинении господина Ханса Кристиана Андерсена. Тайга была невероятно красива, и на спокойном отдыхе лейтенант наверняка бы ей залюбовался, но сейчас предстояло срочно, пока не стемнело, делать шалаш: их ждала ночевка в лесу.

Афанасий извлек из поклажи на нартах топор и пошел рубить лапник, а Николай Константинович начал собирать хворост. Еще необходимо было найти под снегом упавшее сухое дерево – оно будет как бы основой костра, не даст ему затухнуть, если люди заснут и не смогут вовремя подбросить «пищу» для огня. С собак сняли упряжь и дали юколы – по паре рыбин каждой: ночь обещала быть морозной – это по каким-то своим признакам определил Афанасий, – но сытому животному мороз не страшен.

Снегопад кончился. Приблизившаяся ночь дохнула ледяным холодом, заставив собак подтянуться к костру и улечься вокруг него. В их глазах, обращенных к огню, плясали маленькие язычки пламени, превращая обычных лаек в фантастических псов, ждущих колдовского сигнала. Но животные были спокойны – это означало, что хищников поблизости нет, хотя, в общем-то, ни Бошняк, ни тем более Афанасий об этой опасности не думали. Если, выезжая в первые командировки, Николай Константинович не на шутку боялся встречи, к примеру, с медведем и все выспрашивал у спутников, что при этом делать, то теперь, обойдя и объездив все Нижнее Приамурье, он уже знал, когда и при каких обстоятельствах могут оказаться на пути тот же бурый мишка, пятнистая рысь, черно-коричневая росомаха, опоясанная светлой «шлеей», или даже забредший с юга в поисках добычи рыже-полосатый амба – хозяин тайги тигр. Все эти сильные и зубастые звери обычно сторонятся человека, а вот волки зимой – опасность серьезная. Особенно при таких обильных снегах, когда им трудно найти свою всегдашнюю добычу – зайцев или тетеревов, – те умело прячутся в сугробах, а лоси и сибирские косули большими группами уходят в менее снежные районы. Впрочем, как-то так получалось, что волки Николаю не встречались; он полагал, что они уходят следом за лесными оленями в надежде поживиться больными и слабыми животными. Возможно, так оно и было.

Разогрев в котелке тушеное мясо, а в другом заварив чай, люди перекусили и некоторое время посидели у костра – Бошняк записал в тетрадь дневные наблюдения, а тунгус закурил свою длинную трубочку и, попыхивая довольно вонючим дымом, подобно собакам, уставился на огонь.

Закончив писать, Николай Константинович невольно зацепился взглядом за предыдущую запись, перечитал ее и усмехнулся.

– Однако вспомнил плохих маньджу, – не то спрашивая, не то утверждая, сказал Афанасий.

Николай удивился: вот вроде бы и не смотрел тунгус в его сторону, а улыбку заметил, даже при неверном свете костра.

– Вспомнил, – подтвердил он. – Уж больно примечательная история.

А примечательной история показалась потому, что, пожалуй, впервые за почти три года общения русских с жителями Нижнего Амура, после многих и многих заявлений о том, что русский царь берет под свою руку и защиту все народы этого обширного края, что отныне русские начальники будут судить и рядить по справедливости, самагиры и чукчагиры из селения Сали – это на южном берегу Самагирского озера – привели к Бошняку двух маньчжур-подстрекателей против лоча.

Возле мазанки, в которой ночевали лейтенант и тунгус, собралось все селение. Несколько человек держали за руки избитых и оборванных «агентов». Шум стоял – хоть уши затыкай. Обычно спокойные и добродушные, самагиры и чукчагиры кричали, тянулись к пойманным, чтобы ударить – рукой или палкой, а те даже не пытались уклониться – испуганно озирались и что-то лепетали, наверное, оправдывались.

При появлении русского начальника и толмача все разом замолчали.

– Спроси их, в чем дело? – попросил Бошняк Афанасия.

Афанасий кивнул, не спеша набил свою трубочку, запалил (Николай, зная его привычку не начинать разговора без трубки, терпеливо ждал), курнул и только после этого заговорил. Потом выслушал перебивчивые ответы сразу нескольких жителей и важно сказал, перемежая фразы затяжками:

– Три маньджу пришли, слуги купца, дурные слухи пускали про русских, подстрекали прогонять лоча, убивать. Самагиры их не хотели слушать, схватили, одного убили, а двоих привели на суд. Самагиры и чукчагиры хотят, чтобы русский начальник их сам убил.

Николай Константинович слушал Афанасия и разглядывал подстрекателей. Молодые, лица красивые искажены страхом, глаза бегают, по бритым щекам слезы текут.

– Афанасий, переводи для всех. Эти маньджу вели себя, как разбойники, призывали убивать ни в чем не повинных людей. Они заслуживают казни… – На этих словах «агенты» отчаянно закричали, повисли в держащих руках, их отпустили, и они упали ничком в снег. – …но русские не злопамятны. Если они поклянутся, что больше никогда не будут распускать плохие слухи, мы их просто прогоним.