Станислав Федотов - Схватка за Амур

Только елку Екатерина Ивановна предложила нарядить не к Рождеству Христову, а на неделю раньше – к Новому году. И пусть потом стоит хоть до Масленицы, сердце радует.

– Опять что-то новенькое, – заметил Невельской. – К Новому году вроде бы елку не ставят.

– Ставят, уже ставят, – заверила Катенька. – У нас в Смольном давно ставят. До Иркутска еще не дошло, но я читала, что во многих губерниях России Новый год встречают с елками. А ты что, против?

– Да нет, что ты! У нас так мало праздников – пусть лишний раз люди порадуются. Только пирогов много не пеките – у нас муки маловато.

Не знала Катенька, что маловато не только муки, но и соли, и сахару и еще много чего нужного для зимовки и торговли – в общем, всего, что погибло при крушении «Шелехова». А Российско-Американская компания, в чье ведение по решению Амурского комитета и правительства попала экспедиция, не только не возместила потери – наоборот, она обвинила Невельского в ущербе, понесенном ею из-за потери судна. Главного правителя Компании, капитана второго ранга Розенберга, не удовлетворил акт комиссии под председательством капитан-лейтенанта Сущева, командира военного корвета «Оливуца». Комиссия установила, что подводная часть барка «Шелехов» скреплена была крайне плохо; судну просто повезло, что во время перехода из Ново-Архангельска на Камчатку и дальше, в Охотск, только единожды был сильный ветер – иначе бы он развалился и исчез без следа. В донесении Розенбергу по поводу гибели барка Невельской писал: «Из приложенного при сем акта комиссии, свидетельствовавшей во всей подробности барк «Шелехов», вы усмотрите, что надобно благодарить Бога, что это происшествие, обнаружившее всю ненадежность барка, случилось у берега, на который была возможность спасти людей и весь почти груз барка с его вооружением, так как в таком состоянии, какое оказалось при его осмотре, он неминуемо погиб бы в океане при свежем ветре со значительной качкой на переходе, который ему предстоял из Аяна в Ситху».

Невельской неприятие акта главным правителем объяснял простыми житейскими причинами: Компания купила барк в Сан-Франциско, и Розенбергу было стыдно признать, что американские дельцы его просто-напросто облапошили. Приказчики Березин и Боуров помалкивали, а прямодушный подпоручик Орлов без обиняков заявил, что наверняка имела место афера: «дохлую посудину» продали как хороший корабль, положив в личный карман покупателя немалые «отступные», о команде же никто не озаботился, неслучайно она состояла из алеутов и индейцев.

– Потонут – кто о них пожалеет? – мрачно говорил он, сидя за чашкой чая в «кабинете» Невельского (кабинетом, как и столовой, и гостиной, служила та комната из двух, доставшихся Невельским, что была побольше; маленькую определили под спальню). – А с нашей экспедицией Компании просто дико повезло. Как говорится: не было ни гроша да вдруг – алтын! И барк ненадежный благополучно развалился, и денежки за него вернут. Но, помяните мое слово, Геннадий Иванович, Розенберг нам за этот акт по «Шелехову» еще не одну палку в колеса вставит.

Однако Невельской не мог поверить, что коллега по морской службе, принявший после него под свое командование транспорт «Байкал» и той же осенью 1849 года обошедший всю гряду Алеутских и Командорских островов, поступил с ним столь неблагородно.

– Э-э, Геннадий Иванович, – вздохнул Орлов, – вы уповаете на морское братство, а у них, у компанейских, своя шайка-лейка. Я же ж двадцать лет у них на службе, так что знаю, что говорю. И Розенберга знаю: он девять лет ходил на компанейских судах между Ново-Архангельском и Охотском, в Охотске с Завойко подружился. Потом годков почитай восемь служил где-то, а в сорок седьмом снова вернулся в Компанию и поднялся там не без помощи Завойко. Василь Степаныч – человек хитрый, ухватистый, много чего доброго сорганизовать может, но и себя не забывает, и братству компанейскому верен. Он им, они ему – так уж ведется…

– А вы к их братству не принадлежите?

– Со свиным-то рылом да в калашный ряд? Не-е. Я, как с Федором Петровичем Литке кругом света сплавал – я кондуктуром у него на «Сенявине» был, – так и заболел, как это у Алексан-Сергеича сказано, «охотой к перемене мест». Правда, он это сказал много позже моей кругосветки.

– Какой Александр Сергеевич? Что сказал? – удивился Невельской.

– Да Пушкин Александр Сергеич! Очень мы любим с Харитиной моей «Евгения Онегина» на ночь читать. Как раз на днях восьмую главу закончили. «Им овладело беспокойство, охота к перемене мест…» Помните?

– Фу ты, господи! Конечно, помню. Просто мне в голову не могло прийти, что вы тут Пушкина читаете.

– Да мы много чего читаем, когда я дома бываю. И деток читать приучаем. На мое разумение, в истории случилось три самых великих изобретения – это колесо, парус и книга.

– Почему именно это? – с любопытством спросил Невельской.

– Ну, колесо и парус позволяют по всему свету путешествовать, а книга рассказывает про эти путешествия.

– Теперь я понимаю, почему вы первый рветесь в командировки, – усмехнулся Невельской и тут же посуровел. – Однако, если Розенберг выставит нам счет за потерю барка, то это «съест» все деньги, выделенные на экспедицию. То есть фактически закроет ее. Тут не только ездить исследовать – есть скоро нечего будет. Этого нельзя допустить ни в коем случае! – И стукнул кулаком по столу так, что подпрыгнули чашки, выплескивая чай, а из спальни выглянула Катенька. Увидев ее, Невельской сразу понизил голос. – Надо срочно писать Муравьеву: я все-таки, хоть и в едином лице, а под его главенством. И главному правителю – заявку на следующий год. Отправлю с первой зимней почтой!

Катенька уверилась, что муж успокаивается, и снова скрылась. А Дмитрий Иванович предупредил:

– Только пишите осторожно. Без жалоб. А то этот главный правитель взбрыкнет – вам же и достанется на орехи.

– Постараюсь, – хмуро пообещал начальник экспедиции.

Довольно скоро он убедился, что прав оказался Дмитрий Иванович: стоимость утраченного барка Российско-Американская компания все же «повесила» на Амурскую экспедицию, и она, эта стоимость, превысила сумму премии, каковую должна была получить Компания по завершении работы экспедиции. А «палки в колеса» – это как посмотреть. Компанейские корабли и без того заходили в Петровское очень редко (их посещения не были обусловлены в договоре правительства и Главного правления РАК), можно сказать, лишь в крайних случаях, когда не хватало товаров для торговли с местными жителями или в экспедиции возникал острый недостаток продовольствия и лекарств. Иногда начальник Аянской фактории Кашеваров по доброте душевной посылал что-то из своих запасов, но в целом экспедицию держали, можно сказать, на голодном пайке. Спасали добрые отношения с местным населением, которые поставляли юколу (вяленую рыбу) и оленину – разумеется, не просто так, а за что-то им необходимое. Причем, если поначалу эта провизия покупалась почти за бесценок, то уже через год цены выросли в несколько раз: аборигены быстро поняли свою выгоду от того, что русские ничего не отбирали, а за все исправно платили. Да еще наказывали тех маньчжурских купцов, которые пытались торговать несправедливо.