Уилбур Смит - И плачут ангелы

— После выписки из больницы Джанин отказалась от приглашения Дугласа и Валери жить с ними в Квинс-Линн. Насколько я знаю, она по-прежнему работает в музее.

На следующей неделе уже Баву помедлил, прежде чем сесть в «бентли».

— Когда убили Роли, я понял, что войну мы проиграем, — сказав он.

— Баву, ты действительно думаешь, что мы проиграем войну?

— Да, — ответил старик и уехал.

Сидя в инвалидной коляске, Крейг долго смотрел ему вслед.

После десяти месяцев лечения в госпитале Крейга направили на серию анализов, которые продолжались четыре дня. Его просвечивали рентгеном; втыкали в него электроды; проверяли остроту зрения и скорость реакции на различные раздражители; обследовали поверхность кожи, выявляя изменения температуры, показывающие нарушение иннервации, а напоследок сделали люмбальную пункцию и взяли на анализ спинномозговую жидкость.

Проснулся он весь в поту на промокших насквозь простынях.

На следующий день лечащий врач сказал ему:

— Крейг, вы просто молодец: анализы показали прекрасные результаты. Я решил назначить другой курс лечения и послать вас к доктору Дейвису.

Доктор Дейвис оказался молодым человеком с прямолинейной манерой разговора и неприятной привычкой смотреть в глаза собеседнику. Крейг почувствовал, что уютный кокон, который ему почти удалось свить вокруг себя, собираются разрушить, и моментально невзлюбил нового врача. Только проведя в его кабинете десять минут, Крейг понял, что попал к психиатру.

— Послушайте, доктор, я вовсе не псих.

— Разумеется, нет, Крейг, и все-таки вам не помешает небольшая помощь.

— Не нужна мне никакая помощь, я в полном порядке.

— Да, ваше тело и нервная система действительно в полном порядке, однако мы хотели бы выяснить причину паралича нижних конечностей.

— Тогда я могу сэкономить вам кучу времени. Причина очень простая: я не могу шевелить ни культяшкой, ни уцелевшей лапой, потому что наступил на фугасную мину и она разнесла мою ногу на кусочки, разбросав их по всей округе.

— Крейг, существует давно известное нарушение, которое раньше называли военным неврозом…

— Доктор, — оборвал его Крейг, — так вы говорите, со мной все в порядке?

— Ваши раны полностью зажили.

— Замечательно! Что ж мне никто об этом раньше не сказал?

Крейг вернулся в палату, за пять минут собрал свои книги и рукописи, потом подъехал на коляске к сверкающему свежей краской «лендроверу». Закинув чемодан в машину, он подтянулся и сел на водительское сиденье, погрузил инвалидную коляску в кузов и уехал к себе на яхту.

В мастерской госпиталя Крейг спроектировал и собрал систему блоков и ручных лебедок, позволяющую подниматься на борт яхты. Теперь же он с головой ушел в усовершенствование судна. Прежде всего Крейг установил поручни и нашил на штаны кожаные заплаты: это позволяло скользить по полу на ягодицах, хватаясь за поручни, и свободно передвигаться внутри яхты, на кокпите и на палубе. Затем он перестроил камбуз и туалет, опустил пониже койку и переделал штурманский стол. Во время работы Крейг ставил рядом стаканчик джина и включал магнитофон как можно громче: алкоголь и музыка помогали отогнать непрошеные воспоминания.

Яхта стала его крепостью. Раз в месяц он выбирался в город: получал пенсию в полицейском управлении, загружал багажник продуктами и пополнял запасы писчей бумаги.

В одну из таких поездок ему попалась подержанная пишущая машинка и самоучитель к ней. Прикрутив корпус машинки к штурманскому столу, чтобы она не упала даже в самый жестокий шторм, Крейг принялся превращать кучу исписанных тетрадок в аккуратную стопку отпечатанных листов. Со временем он наловчился печатать довольно быстро, и клавиши постукивали в такт музыке.

Неутомимый доктор Дейвис все же отыскал сбежавшего пациента.

— Доктор! — крикнул ему Крейг из кокпита. — Вы были правы: я настоящий псих и способен убить человека не моргнув глазом! На вашем месте я бы держался подальше от этой яхты!

После визита психиатра Крейг установил на трапе противовес, чтобы поднимать его на палубу. Трап опускался только для Баву, который приезжал по пятницам. Дед и внук пили джин и строили свой выдуманный мир, где могли спрятаться от мира настоящего.

Однажды Баву приехал во вторник. Крейг как раз возился на передней палубе, укрепляя мачту. Он раскрыл было рот для радостного приветствия, но когда старик выбрался из «бентли», Крейг осекся. Баву словно высох, превратившись в древнюю хрупкую мумию, как те, что выставлены в египетской коллекции Британского музея. Из «бентли» также вылез повар-матабеле, сорок лет проработавший в Кингс-Линн. Следуя указаниям Баву, он выгрузил из багажника два больших ящика и поставил их на подъемник.

Крейг поднял сначала ящики, потом Баву. Избегая смотреть деду в глаза, смущенный Крейг провел его в салон и налил по стаканчику джина.

Теперь Баву действительно выглядел дряхлым стариком: подслеповатые глаза слезились, нижняя челюсть расслабленно обвисла, он неразборчиво бормотал и шумно причмокивал. Джин пролился по подбородку на рубашку, а Баву этого даже не заметил.

Дед и внук долго сидели молча. Старик кивал сам себе, мямлил что-то и покряхтывал.

— Я привез твое наследство, — внезапно заговорил Баву. Тогда Крейг понял, что в ящиках лежит семейный архив, который он выторговал у деда. — Дугласу они все равно ни к чему.

— Спасибо, Баву.

— Я когда-нибудь рассказывал тебе, как мистер Родс держал меня на коленях?

Крейг сто раз слышал эту историю, но растерялся от столь неожиданной смены темы.

— Нет, не рассказывал. Я с удовольствием послушал бы.

— Это было на свадьбе в миссии Ками — наверное, году в девяносто пятом или девяносто шестом… — Баву сбивчиво бормотал минут десять, прежде чем окончательно потерял нить повествования и снова замолчал, глядя в стену.

Крейг наполнил джином опустевшие стаканы — и вдруг понял, что по щекам деда текут слезы.

— Баву, что стряслось? — забеспокоился Крейг, не в силах вынести ужасное зрелище.

— Разве ты не слышал новости? — спросил старик.

— Баву, ты ведь знаешь, я никогда не слушаю новости.

— Все кончено, мальчик мой. Все кончено… Мы проиграли. Смерть Роли, твое ранение, все наши потери и страдания, все было напрасно — мы проиграли войну. Все, за что мы боролись, за что боролись наши отцы, все, что мы завоевали и построили, — все потеряно. Мы потеряли все за столом переговоров в Ланкастер-хаус.

Плечи старика тихонько тряслись, по щекам бежали слезы. Крейг перебрался через салон и, подтянувшись, сел рядом следом, взяв его за руку. Рука Баву была тонкой, легкой и сухой, точно высохшие кости морской птицы.