Виталий Гладкий - Приключение ваганта

Паломники, к которым примкнули близнецы, тоже боялись воды. Когда они переходили вброд неглубокие речушки и ручьи, то вымазывали ноги толстым слоем грязи — чтобы вода не коснулась кожи. Поэтому дух от их немытых тел шел отвратительный. Даже Гийо чихал, когда ветер дул со стороны плотной массы бредущих впереди паломников. Беглецы старались держаться позади, потому что драть глотки, распевая вместе со всеми псалмы, ни у кого из них не было ни малейшего желания.

Они отстали от паломников, когда вошли в густой лес. Все шли быстро — торопились засветло добраться до ближайшего монастыря, но беглецы решили продолжать путь самостоятельно и свернули в заросли, когда от них наконец отстал Гастон. Паломники опять затянули очередной псалом, и он поторопился присоединиться к общей группе, благо обладал хорошим голосом и слухом.

Искать дичь долго не пришлось. Для этого пытались обратиться за помощью к Гаскойну, но смышленый пес все же был дворняжкой, не смыслящей в охоте, и только распугивал дичь своим лаем. Поэтому Гийо строго-настрого приказал ему замолчать, что Гаскойн и сделал, при этом сильно обидевшись на хозяина.

Андрейко быстро вспомнил свои охотничьи навыки и выследил оленье стадо по свежему помету. Видимо, свод лесных законов и впрямь поспособствовал увеличению численности животных, на которых любила охотиться знать, потому что весь лес был истоптан оленьими и кабаньими копытами. Впрочем, в той местности, по которой шли паломники, леса еще не подвергались вырубке, и дичи в них было много.

Олень оказался молодым и хорошо упитанным, и, когда солнце начало клониться к горизонту, на лесной поляне уже горел костер, над которым на вертеле запекалась оленья туша. Беглецы буквально пожирали ее глазами. Они едва дождались, пока мясо запеклось, и набросились на аппетитное жаркое, словно голодные волки.

— Уф-ф! — Гийо отвалился в сторону и лег, поглаживая вздувшийся живот. — Вот теперь я готов даже петь псалмы… прости меня, Господи.

— Какое отношение имеет Всевышний к этому оленю? — лениво спросил Жиль, который тоже наелся до отвала, но продолжал грызть мосол.

— Самое непосредственное, мессир, — назидательным голосом ответил Пройдоха. — Все то время, что мы провели в компании паломников, мои мысли были только о добром куске жаркого. Когда паломники пели самые возвышенные псалмы, я лишь мычал, чтобы не вызвать подозрений. Мое поведение было грехом, и теперь я прошу прощения у Создателя. Но, с другой стороны, я наконец понял, почему синьоры и вообще богатые люди сильно набожны. Сытость вызывает желание поблагодарить Господа за его милости. А на голодный желудок никакие молитвы не лезут в голову. Собственно говоря, за это меня и поперли из монастыря.

— Да ну?! — удивился Жиль. — Расскажи.

— Дело, конечно, прошлое… Должен сказать вам, мессир, что монахи грешат точно так же, как обычные люди. Для оступившегося существует целый свод наказаний. После первого прегрешения монаха обычно увещевает настоятель монастыря, если дал маху второй раз и тебя поймали, тоже не прибегали к наказанию, но если монах нарушал дисциплину третий раз, его не допускали к трапезе и к общей молитве. При серьезной провинности монаху запрещалось общаться с братией, но ежели и это не способствовало наставлению его на путь смирения, то тогда беднягу пороли розгами, да так усердно, что он недели две не мог сесть на свои ягодицы. За грешника молилась вся братия, чтобы способствовать его исправлению, однако, если он не смирял свою гордыню, его выгоняли из монастыря…

На этой фразе Гийо споткнулся — в зарослях послышался хруст сломанной ветки. Уже изрядно стемнело, и поляна превратилась в ярко освещенный ковчег, который плыл по темному лесному морю в неизведанные дали. По крайней мере так казалось Жилю, обладавшему возвышенной поэтической натурой.

Все не без тревоги прислушались. Гаскойн тоже насторожился — встал на ноги и поднял вислое ухо. Но в лесу снова воцарилась тишина, которую нарушал лишь шелест ветвей.

— Кабаны вышли кормиться, — высказал предположение Жиль. — Неподалеку от нас дубовая роща. Желуди — это лакомство для кабанов.

— Скорее всего, — с некоторым сомнением ответил Гийо. — И то верно: кто в такое позднее время отправится в лес? — он словно убеждал себя, что его тревога беспочвенна.

— Ну и что дальше? — нетерпеливо спросил Жиль, который любил занимательные истории Пройдохи.

У Гийо и впрямь был большой талант рассказчика.

— Дальше? — Гийо сладко потянулся. — Эх, времена были! В общем, я прошел все стадии грехопадения. Нет-нет, они ни в коей мере не затрагивали веры! Я был не настолько глуп, чтобы попасть в лапы инквизиции. Мои грехи в основном были связаны с моей ленью и с чисто плотскими желаниями. Неподалеку от монастыря находился небольшой городишко, в котором проживала одна прелестная вдовушка. Звали ее Мэрион. Жила она не бедно, хотя и была замужем за рыцарем, изрядным мотом, которого потянуло на подвиги. Он отправился в Крестовый поход, где и сгинул. Вот тут-то меня и свела судьба с Мэрион. Уж не знаю, почему ей вздумалось поцеловать подол моего монашеского одеяния, — наверное, в тот момент ей сильно понадобилось монашеское благословение, — но наши глаза встретились, и меня обуяло неистовое желание. Да-да, мессир, когда-то я был ходок по этой части не хуже вашего…

Гийо подкинул хвороста в костер и продолжил:

— В общем, вскоре у нас закрутился роман. Как я сумел пробраться в спальню вдовушки, не суть важно. Могу только сказать, что женщины любят, когда их пленяют прежде всего сладкими речами, а уж по этой части, как вам, мессир известно, равных мне мало найдется. Говорю это без похвальбы… Моя связь с Мэрион долго оставалась втайне — я был осторожен, как лис перед посещением курятника. Пока наш келарь не заметил, что я почти перестал вкушать грубую монастырскую пищу. Да и как можно месяцами есть сухую кашу и запивать ее разбавленным вином! То ли дело стол моей разлюбезной Мэрион. Я так наедался, что весь следующий день не чувствовал голода. Еще и с собой прихватывал кусок окорока или буженину. Ну, вы знаете, что я запасливый человек… А уж что мы вытворяли в постели! Ее муженек-рыцарь больше заботился о своем коне, нежели вникал в проблемы жены, тем более интимного характера. Он был груб и неотесан и исполнял свои супружеские обязанности так, словно отдавал долг ростовщику. Для него наивысшим наслаждением были охота и турниры. Мэрион так и не понесла от своего мужа. Но всему хорошему когда-нибудь приходит конец. Вот как в моем случае… Короче говоря, меня поймали на горячем и вышвырнули из монастыря. Уж больно стар и строг был наш приор. Он считал связь монаха с женщиной наивысшей степенью грехопадения.