Дороти Даннет - Игра кавалеров (Иллюстрации П. Парамонова)

Трубы заиграли, и они вошли.

Нужно признать, все выглядело превосходно. Подобно отлаженному механизму, свита лорда-посла вошла в приемный зал, где выстроились в ряд усыпанные бриллиантами иностранцы, и прошла прямо к столам так, чтобы поместился хвост процессии. Дверь закрылась, вошедшие отвесили три поклона, трубы разразились каскадом звуков, и процессия разделилась на два ряда. Герольды вышли вперед: Флауэр, уверенно выступающий в блестящем плаще Честера, и генерал ордена Подвязки с расчесанной бородою, в прямо сидящей короне, в отороченной мехом мантии и в табарде с V-образным вырезом в синюю и красную клетку, украшенной золотыми львами и лилиями. Он нес подушечку пурпурного бархата с золотыми кистями, на которой искрились орден Подвязки, цепь ордена, книга Устава, в переплете из бархата с золотой тесьмой, и свиток со списком полномочий — и ничто не скользило по бархату, все лежало как влитое.

С церемонным поклоном в сторону короля и высших сановников Детик разложил знаки отличия на длинном столе рядом с мантией, накидкой, капюшоном и шапочкой и уступил место Нортхэмптону. Началась торжественная речь. Список полномочий, врученный Генриху, зачитал вслух его секретарь.

— Эдуард VI, милостью Божьей король Англии и повелитель Ирландии, защитник веры, верховный глава нашего благороднейшего ордена Подвязки, нашему преданному слуге и искренне любимому кузену маркизу Нортхэмптону… поручаю и уполномочиваю… вручить вышеназванный орден и принять присягу…

Удивительно, до чего им шли их одеяния. Парр, у которого ума было меньше, чем у полкового трубача, мог сойти за короля. Там же стоял д'Обиньи. Генрих явно нервничал. «Черт бы побрал де Гизов», — подумал коннетабль. Хотел бы он увидеть лицо вдовствующей королевы, если бы Эдуард согласился отдать Кале в обмен на руку ее дочери — с контрибуцией или без оной.

Он подавил вздох. Похоже, этого не произойдет: всего лишь интересный гамбит, и ничего больше. Но для его партии триумфом было то, что посольству вообще разрешили прибыть. Он надеялся, во имя Всевышнего, что Сент-Андре проявит осмотрительность. Последнее свадебное посольство, которое присылали в дни правления старого короля Генриха, чуть не провалило миссию, начав распродавать по бросовым ценам содержимое своего багажа еще прежде, чем хозяева успели поставить на стол десерт; Тейлорс-Холл выглядел как базарная площадь; гильдии взбунтовались, и не без причины. Но Сент-Андре можно было доверять. В отличие от де Гизов. Pasque-Dieu [41] Святая Пасха (фр.). , герцога нет! Впрочем, вот он: пришел позже… Боже, какая жара!

Низенький охранник прибежал бегом, отпер и распахнул дверь; за его спиной стояли люди де Гизов. Через секунду они окружили Лаймонда. Побледневший и запыхавшийся О'Лайам-Роу сжал его руку.

— Это она тебе сказала?

— Робин Стюарт прислал сообщение, но Доули не передал его. Мы узнали обо всем лишь сию минуту. Покушение произойдет прямо сейчас, на озере.

Они побежали. За ними, громыхая железом, мчались вооруженные люди.

На бегу О'Лайам-Роу умудрялся говорить:

— Мы должны действовать тихо. Твое освобождение незаконно. Пока еще нет доказательств, а король никогда не согласился бы… Тош привел Пайдара, Абернаси вернулся назад. Королева на озере, но даже если порох там, Шоле не сможет его зажечь. — Принц Барроу пытался схватиться хоть за соломинку здравого смысла в этом расшатавшемся мире. — И, послушай… Стюарт хочет увидеться с тобой. Он надеялся, что ты придешь к нему сегодня в десять, чтобы в этом покушении не обвинили его. Вот записка.

— Ах, Стюарт, — проговорил Лаймонд. — Он явится с ножом и чертовски нудной нотацией — то и другое мимо цели! — когда все окончится. Так к морю же, к морю, о ты, кто посвящен во все тайны!

Когда пробегали мимо арены для турниров, О'Лайам-Роу, у которого пот капал с подбородка, сказал:

— Мишель Эриссон приехал. Они захватили Бека… Человеку, которого мы ищем, около сорока, он маленький, плотный, черноволосый, с рыжеватой бородой.

— Боже! — воскликнул Лаймонд и засмеялся взахлеб.

О'Лайам-Роу казалось, что Кроуфорд трепещет от жизненной энергии. Он бежал, словно танцуя, опережая своего спотыкающегося спутника, а солдаты в кожаных куртках неслись следом. Но у озера он остановился как вкопанный.

— Бог мой, что они делают?! Девочка все еще там. Взгляните!

Они остановились. И правда, барка королевы, нарядно расписанная, заполненная детьми и охранниками, была привязана в середине озера там, где скопились двенадцать маленьких суденышек.

— Лодок нет, — заметил О'Лайам-Роу. — Последнюю взяли для королевы. И музыканты заглушат крики.

— Если подложили длинный запальный фитиль…

— Нет, — поспешно возразил О'Лайам-Роу. — Абернаси клянется, что никто не приближался к этим лодкам с прошлого вечера. Не существует в природе столь искусного канонира, который смог бы изготовить фитиль такой длины.

— Значит, используют горящую стрелу, — ни на секунду не задумавшись, заявил Лаймонд. — В зверинце нет посторонних?

— В этом можно не сомневаться.

— Тогда ее пустят из павильона или с того берега, где стоят колесницы. Видишь, там совсем пусто. Возьми трех человек и обыщи колесницы. А я…

Мишель Эриссон, не поздоровавшись, перебил его:

— Тади, там луки Дианы, а возле трибуны — огниво…

— Найди фонтаны и пусти их. Ты умеешь плавать? Нет? Филим? Боже, нет, посмотрите. Вот Абернаси.

Вереница бегущих людей показалась на тропинках, обсаженных самшитом. Лаймонд и Эриссон бросились к трибуне у самого озера, сверкавшей золотой тканью. Рабочие, переводя дух, глазели на них с крыши. Один побежал.

Лаймонд свистнул. Высокий призывный звук остановил О'Лайам-Роу на полпути к повозкам. Люди де Гизов замешкались и посмотрели наверх. К этому времени охранники на судне королевы заметили суматоху. С берега было видно, как их покрасневшие на солнце лица настороженно обратились в сторону берега. Они подняли щиты, выстроив своего рода баррикаду, за которой не стало видно даже огненных волос Марии. Наверное, они с облегчением подумали, что теперь девочка в полной безопасности. Им и в голову не пришло грести к берегу.

Человек, что был на крыше, скрылся, но они успели рассмотреть невысокую, похожую на бочонок фигуру и рыжеватую щетину на подбородке. Это был Шоле. Лаймонд схватился за один из прочных римских пилястров и стал карабкаться, словно горный козел. Перед мысленным взором О'Лайам-Роу возникла развевающаяся черная мантия оллава, стремительно взбирающегося на мачту «Ла Сове» с ножом в зубах. Сейчас у него не было ножа. Чтобы освободить руки, он сбросил даже широкую холщовую рубашку; на фоне смуглой, покрытой шрамами спины его волосы, казалось, отливали скорее серебром, чем золотом.