Алексей Шкваров - Слуги Государевы. Курьер из Стамбула

Кейт отписывал в Петербург: «У недовольных отняты причины жаловаться на тягости. Присылка денег также важна, как и присылка войска, ибо чрез присылку денег от Дании отпадает большая часть ее приверженцев, а только на них-то она и могла надеется, если вздумали напасть на Швецию».

Служба Веселовского вся в разъездах вечных проходила. Кейт отлучаться из Стокгольма не мог, обремененный при дворе Королевском состоять. Посему везде адъютанта посылал, где полки русские стояли. Вот и не слезал с коня майор. То в Норкспинг скакал, то в Пюкспинг, то в Седернспинг торопился, то из Вестервика возвращался — квартиры зимние объезжал. Всю Седерманландию да Остерготию как свои пять пальцев изучил.

Когда успел старый Мельстрем напиться, Эва и не заметила. Ехала из Стокгольма в мысли свои погруженная. Опять лекарства брала в аптеке. Для батюшки больного. Только вдруг занесло карету, Эва и опомниться не успела, как все вдруг перевернулось с треском ужасным. Чрез стекло разбитое вода грязная подниматься стала. Эва дверцу другую открыть попыталась. Не вышло. Перекосило, наверно. Испугалась. Закричала:

— Мельстрем! — ни звука в ответ. Тогда снова:

— Эй, кто-нибудь, помогите!

Снаружи голоса громкие вдруг послышались. Мужские. Только говорили как-то странно. Не по-шведски.

Веселовский аллюром широким ехал назад в Стокгольм с тремя драгунами. Вечерело. В сумерках, на изгибе дороги, на карету опрокинутую наткнулись. Лошади, спутанные ремнями упряжными, стояли в канаве, головы понурив. Кучер, грязью измазанный, сопя вылезти на дорогу пытался. Тщетно. Обратно соскальзывал. Из кареты голос женский доносился. К помощи взывал.

— А ну-ка стой, братцы! — осадил коня. Сам спрыгнул наземь. Драгуны за ним последовали.

— Выручать надобно. Вишь, оказия приключилась.

— Да кучер пьян, скотина, — со смехом драгуны уже вытаскивали из канавы старого Мельстрема, что-то бормотавшего себе под нос.

Веселовский перепрыгнул с дороги прямо на карету. Дверцу распахнул. Заглянул. Эву испуганную увидел.

— Да вы не пугайтесь, фрекен. Сейчас вытащим. — Потом понял, что по-русски говорит. Девушка смотрела недоуменно. На немецкий перешел.

— Майор Веселовский корпуса русского, — представился. — Не волнуйтесь. Я и мои солдаты вам помогут.

— Данке, — Эва лишь это смогла выдавить из себя.

Веселовский лег плашмя на карету, руки вниз опустил. Подхватил легко, как пушинку. Прижал Эву к себе и тут же извлек ее из западни.

Поднялся во весь рост. На руки поднял и на дорогу соскочил. Так и застыл. Эва сама не заметила, как руки ее обвились вокруг шеи офицера незнакомого. Засмущалась вдруг. Прошептала:

— Опустите, сударь.

Веселовский опомнился. Сам смутился.

— Простите, фрекен, — осторожненько, как сосуд хрустальный, поставил на дорогу. Руки отдернул. За спиной спрятал.

Эва волосы из-под капота выбившиеся поправляла. Искоса на офицера посматривала.

«Вот они какие, эти русские, — думала. — А офицер, меня спасший, совсем молодой человек. А сказал, что майор, как и батюшка наш».

— Ваше благородие, — Веселовский обернулся, драгуны подошли, — вы с барышней в сторонку б отошли. Мы зараз карету вытянем. Только коней сперва распряжем. А то кучер лыка не вяжет. Не ночевать же им здеся.

Веселовский с волнением, вдруг внезапно охватившим, голосом осипшим сказал:

— Надо в сторону отойти. Мои солдаты достанут вашу карету.

Эва кивнула. Отошли. Опять замолчали. Смотрели, как суетились драгуны, выпрягали лошадей. Мельстрем стоял на дороге безучастно, лишь руками разводил.

— Напился, — разочарованно произнесла Эва, на кучера показав.

— Бывает. Ничего страшного, — пожал плечами Веселовский. — А вам далеко еще ехать-то, фрекен…?

— Ой, простите, — опять смутилась девушка. Попыталась книксен сделать. Поскользнулась на дороге раскисшей, чуть не упала. Веселовский подхватил за локоть. Сам растерялся.

— Эва. Эва Мейергельм. Я дочь майора Мейергельма, владельца поместья Уллаберг, — почти шепотом сказала, глаза опустив.

— Майор Веселовский, — повторил Алеша, забыв, что представлялся уже.

— Да, господин майор. Простите, что забыла поблагодарить вас. Если б не вы…

— Пустое. А далеко поместье ваше?

Эва оглянулась беспомощно. Где они были, она не знала. Совсем стемнело.

— Не знаю! — произнесла растерянно. — Кучер наш, Мельстрем, должен знать. Только он пьян.

— Ну, нас, русских, пьянством не удивишь, — Алеше почему-то радостно стало, что в его силах помочь этой девушке, — спросите кучера на вашем родном языке — знает ли он, в какой стороне усадьба ваша?

Эва позвала Мельстрема. Тот походкой нетвердой приблизился. С опаской то на офицера поглядывая, то на молодую хозяйку.

Алеша с улыбкой наблюдал, как девушка что-то строго ему выговаривала. Кучер опустил голову виновато. Потом ответил, рукой показывая направление. Эва пояснила по-немецки:

— Говорит, что знает. Только вот, — вздохнула, — доедем ли?

— Доедите! — Веселовский кивнул уверенно. — Сейчас мы вашу карету поднимем, а потом и сопроводим до усадьбы самой. Чтоб вновь ничего не приключилось.

— Мне очень неудобно, господин майор, вы и так столько сделали.

— Не стоит. Я рад, что смог помочь.

Драгуны заканчивали извлечение кареты, натужась, плечами подперли, на колеса поставили. Затем лошадей впрягли заново и:

— А ну, эхнем. А-раз, а-два, — раскачивали. — Но-о-о, пошли, родимые.

Вытянули сообща.

— Давай-ка, братцы, сопроводим до усадьбы. А то ночь на дворе, — сказал Веселовский.

— Мож, заночуем тама? Все лучше, чем на квартирах казенных. А, ваш благородие? — драгуны обрадовались.

— Ну, если предложат — согласился майор.

— Куды ж они денутся. Зазря что ль спасали.

Тимоха Деев пнул в зад кучера, неуверенно забиравшегося на козлы.

— Давай, леший чертов. Да двигайся. Сам за вожжи сяду. А то опять сковырнешься.

Мельстрем пробурчал себе под нос что-то недовольно.

— Ишь ты, не нравится, — Тимоха удивился искренне. — Барыню свою молодую чуть не угробил и туда ж… Вот, погодь-ка, до усадьбы доедем, быть тебе поротому. И поделом.

Алеша подошел к карете, дверцу открыл, руку Эве подал. Так и тронулись в путь. Эва в карете, Тимоха Деев с кучером на козлах, а Веселовский скакал рядом. Два оставшихся драгуна замыкали сие шествие.

В Уллаберг добрались глубокой ночью. Мать встревоженная с лакеем старым встречала. Даже отец с постели поднялся обеспокоенный. Возле камина в кресле сидел. Каково было их изумление и испуг, когда дочь увидели, да не одну, а в сопровождении трех незнакомых военных.

— Что? Что такое, Эва? — мать прижала дочь к себе, загораживая от чужестранцев.

— Мама, не волнуйся, — Эва успокаивала Софию. — Старый Мельстрем в темноте в канаву заехал. А эти русские господа любезно помогли нам и сопроводили в Уллаберг.