Валерий Дуров - Нерон, или Актер на троне

Смерть наступила мгновенно после первого же глотка. Как обещала Локуста, действие отравы было подобно удару кинжала. Британник не успел произнести даже звука.

Сидевшие за столом на мгновение оцепенели. Потом бросились вон из комнаты, другие с ужасом уставились на императора, ожидая его реакции. Нерон продолжал возлежать, словно ничего не произошло. Увидев обращенные на себя взоры, он с невозмутимым видом пояснил:

— Не следует беспокоиться. Это обычный приступ падучей. Брат страдает ею с детства. Вы ведь знаете: это — болезнь семьи. Через несколько минут Британник придет в себя.

Агриппина застыла от страха. "Это конец!" — мелькнуло у нее в голове. Потрясение, испытанное ею в первые минуты, было таким сильным, что она не сразу смогла взять себя в руки. Что до Октавии, то она, несмотря на свой юный возраст, уже научившаяся таить про себя все свои чувства, едва дышала и голоса не подала.

После короткого замешательства застолье продолжалось. Британник принадлежал уже прошлому.

Похоронили его в ту же ночь на Марсовом поле под проливным дождем. Не было ни речей, ни погребальных почестей.

На следующий день Нерон представил в сенат объяснение столь поспешных похорон. Он сослался на древний обычай, запрещавший выставлять на всеобщее обозрение тело безвременно умерших юношей и затягивать погребение пышными церемониями. Оплакивания заслуживает скорее он сам, добавил Нерон, ведь отныне он не может более рассчитывать на помощь брата: теперь у него осталась одна опора — сенат и народ, которые должны сплотиться вокруг него, единственного уцелевшего из когда — то большой, но несчастной семьи.

Потом начался раздел собственности Британника, словно это была добыча, взятая на войне. Обширные поместья и дома покойного поделили между собой Нерон, Сенека и Бурр.

Больше других общественному осуждению подвергся Сенека. Как же так, спрашивали римляне, человек, всенародно выставлявший напоказ свое презрение к деньгам и кичащийся своей непреклонной добродетелью, не колеблясь, принимает дары, добытые преступным путем?

Глава пятая. В опале

Оправившись после двойного удара, нанесенного ей Нероном: отставки Палланта и умерщвления Британника, Агриппина уже открыто объявила о своей войне с сыном. Она не только оплакивала смерть Британника, что многими воспринималось как красноречивое осуждение его убийцы, но демонстративно взяла под свое покровительство глубоко несчастную Октавию, которую, в сущности, сама и обездолила, насильно женив на ней Нерона.

Каждый день императору докладывали о действиях его матери, которая не покладая рук и не жалея сил хлопотала о том, чтобы создать вокруг имени сына неблагоприятное для него общественное мнение: привечала трибунов и центурионов, преданных памяти ее отца Германика, встречалась с сенаторами и представителями старой знати, повсюду, где только могла, лихорадочно добывала деньги, чтобы с их помощью привлечь к себе как можно больше людей.

— Агриппина сколачивает партию, враждебную императору, и уже приискивает вождя, — шептались во дворце.

Наконец Нерон решил пресечь эти толки и наказать мать. Полагая, что для нее, женщины гордой, нет ничего хуже публичного унижения, он распорядился лишить ее всех почестей, которые ей были предписаны после смерти Клавдия. И вот ее больше не сопровождают на улицах ликторы, удаляются преторианцы, выделенные для охраны ее покоев, отбираются германцы, приставленные к ней сенатом в качестве телохранителей.

Всем этим Нерон хотел показать, что отныне его мать перестала быть императрицей и перешла в разряд обычных людей. Кроме того, он отказал ей в дворцовых апартаментах, вынудив ее перебраться в дом бабки Антонии, который находился тут же на Палатине. Так в возрасте сорока лет Агриппина вернулась в дом, где прошло ее детство.

Вокруг опальной Агриппины тотчас образовалась пустота. Редко кто отваживался появляться в ее жилище. "Немало было таких, — пишет Дион Кассий, — кто, видя ее лишенной личной охраны, начал принимать тысячу мер предосторожности, избегая даже случайной встречи с ней на улице. А если кто — то все же попадался ей на глаза, то и он пробегал мимо, старательно уклоняясь от разговора с ней". Друзья и подруги, недавно толпой теснившиеся вокруг Агриппины, разом оставили ее. Комментируя эту ситуацию, Тацит, как всегда, предельно пессимистичен: "Среди дел человеческих нет ничего более шаткого и преходящего, чем обаяние не опирающегося на собственную силу могущества. У порога Агриппины сразу стало безлюдно: никто не являлся к, ней с утешениями, никто не приходил проведать ее кроме нескольких женщин, побуждаемых к этому, быть может, любовью, а быть может, и ненавистью".

В числе последних была Юния Силана, жена небезызвестного нам Гая Силия, который развелся с ней, чтобы жениться на Мессалине. Как мы помним, эта авантюра завершилась смертью и Силия, и Мессалины.

Юния Силана долгое время пользовалась расположением Агриппины, но потом, когда Силана вознамерилась выйти замуж за Секстия Африкана, молодого человека из знатной семьи, между женщинами разгорелась вражда, виновницей которой была Агриппина, расстроившая почти уже заключенный брак. Трудно объяснить, чем руководствовалась Агриппина, но она смогла внушить жениху, что Силана — стареющая развратница, и с тех пор незадачливая невеста затаила против нее злобу и, хотя прошло уже семь лет, жаждала отмщения. Узнав об опале императрицы, Силана сочла момент для мести подходящим и потому зачастила в дом бывшей подруги. Некогда могущественная, а теперь изгнанная из дворца Агриппина была, действительно, легко уязвима.

Замыслив погубить уже поверженную Агриппину, Силана обратилась за помощью к тетке Нерона Домиций, у которой были давние счеты с Агриппиной, ведь та развела ее с законным мужем Пассиеном Криспом, женила его на себе, а после его смерти стала наследницей огромного состояния в двести миллионов сестерциев. Домиция не могла простить императрице еще и то, что та погубила ее сестру, мать Мессалины, обвинив вместе с вольноотпущенником Нарциссом в заговоре против Нерона, чем обрекла ее на преждевременную смерть.

Объединенные общей ненавистью к Агриппине, женщины разработали план совместных действий. Поскольку Юния Силана под маской дружбы усердно навещала опальную императрицу, она быстро убедилась в том, что в ее новом жилище на Палатине бывают не только женщины. Часто она заставала у нее Рубеллия Плавта. При Тиберий и Клавдии он был довольно заметной личностью в Риме. Теперь же, как и Агриппина, отстраненный от государственных дел, он нашел в ней друга по несчастью. По материнской линии он состоял в дальнем родстве с Августом. Этим и не преминули воспользоваться Силана и Домиция.