Валерий Дуров - Нерон, или Актер на троне

По всей видимости, все ограничилось бы пустой болтовней и заговорщики не перешли бы к активным действиям, если бы среди них не появилась женщина, причем энергичная и волевая, которая привыкла действовать, а не вести праздные разговоры. Это была некая Эпихарида, подруга Аннея Мелы, отца Лукана и брата Сенеки. Ей быстро наскучили ни к чему не ведущие разглагольствования мужчин, и она решила проявить инициативу.

Находясь на отдыхе в Кампании, Эпихарида попыталась втянуть в заговор одного из командиров Мизенского флота Волузия Прокула, который принимал участие в убийстве Агриппины, но, не получив ожидаемого продвижения по службе, был обижен на Нерона.

— У тебя есть возможность отомстить принцепсу, причем не только за себя, но и за обиды других людей, — сказала Эпихарида. — Ни к чему перечислять его злодеяния. Они всем хорошо известны. Нашлись люди, которые не хотят мириться со своим угнетенным положением и готовы освободить отечество от ненавистного тирана. Ты окажешь им содействие, если найдешь единомышленников среди наиболее решительных и отважных офицеров флота. На этот раз награда тебя не минует.

Довольно прозрачно намекнув на готовящееся в Риме покушение на Нерона, Эпихарида тем не менее имен заговорщиков не назвала.

Вмешательство женщины привело к трагическим последствиям. Прокул, желая выслужиться перед императором, известил его обо всем услышанном. Взятая под стражу Эпихарида на очной ставке с доносчиком все решительно отвергала. Поскольку разговор велся без свидетелей, доказать что — либо было невозможно. Тем не менее, заподозрив неладное, Эпихариду заключили в тюрьму.

Когда заговорщики узнали, что Эпихарида арестована и содержится в темнице, они ужасно всполошились и приняли решение действовать без промедления. Слабая женщина, считали они, раньше или позже сознается и непременно выдаст их. И вот на тайном совещании выносится постановление: совершить покушение на императора в Байях на вилле Пизона. Нерон, влюбленный в красоту этих мест, часто приезжал сюда без конвоя и толпы провожатых, посещал здесь бани и пировал с друзьями.

Пизон был категорически против такого решения.

— Я не могу нарушить священный долг гостеприимства и убить императора у себя за пиршественным столом, — заявил он. — Если я пролью в своем доме кровь гостя, я покрою себя бесчестьем и оскверню богов и установленные ими законы. Почему бы не покончить с Нероном во дворце, этой цитадели деспотизма, или в каком — нибудь общественном месте? Патриотическое деяние следует совершать принародно.

Слова Пизона всеми были восприняты как нежелание взять на себя ответственность за убийство, ведь в этом случае любой человек смог бы обвинить его в злодеянии и лишить возможности овладеть верховной властью в государстве. У Пизона, как мы скоро увидим, были все основания опасаться такого поворота событий.

После продолжительных дебатов пришли наконец к соглашению, что лучше всего исполнить намеченное 19 июля во время цирковых игр, которые Нерон никогда не пропускал. Тщательно разрабатывается сценарий покушения. Первым к императору должен приблизиться Плавтий Латеран. Когда — то исключенный из состава сената за связь с Мессалиной, он был прощен Нероном и восстановлен в сенаторском звании, а теперь даже назначен консулом на будущий 66 год, Предполагалось, что он, человек рослый и сильный, к тому же пользующийся доверием принцепса, навалится на него всей тяжестью своего крупного тела и подомнет под себя. Затем с оружием в руках сбегутся остальные, которые и прикончат его. Пизон в это время будет ждать в храме Цереры, откуда после свершения задуманного его отнесут в преторианский лагерь и там провозгласят императором. Вместе с ним к преторианцам отправится Антония, единственная из детей Клавдия оставшаяся в живых. Ради императорского трона Пизон готов был развестись с женой и вступить в брак с Антонией, к тому времени овдовевшей во второй раз. Первый ее муж был казнен по приказу Клавдия, второй — Фавст Корнелий Сулла — пал жертвой происков Тигеллина.

18 июля заговорщики завершали последние приготовления к назначенному на следующий день покушению. Один из них, Флавий Сцевин, возвратившись домой, имел продолжительную беседу с римским всадником Антонием Наталом, также участником заговора, после чего составил завещание и поручил своему вольноотпущеннику Милиху наточить кинжал. Затем он устроил более пышный, чем обычно, ужин, во время которого одним рабам даровал свободу, других наделил деньгами. Все это вызвало у них удивление, тем более что не осталась незамеченной странная задумчивость хозяина, хотя он и старался скрыть ее оживленными речами. Когда же он поручил Милиху приготовить повязки для ран и останавливающие кровь средства, тот еще больше укрепился в подозрении, что замышляется нечто преступное.

Своими сомнениями Милих поделился с женой, которая настояла на том, чтобы он отправился в императорский дворец и сообщил о приготовлениях Сцевина.

— Если этого не сделаешь ты, — сказала она, — сделает кто — нибудь другой. Молчание одного ничему не поможет. Многие вольноотпущенники и рабы видели то же, что и ты. Награду же получит тот, кто всех остальных опередит доносом.

С первыми лучами солнца Милих поспешил во дворец. Но стража прогнала его. Уже уходя, он все же вернулся и продолжал настаивать на встрече с кем — нибудь из окружения императора. Наконец, его допустили к вольноотпущеннику Нерона Эпафродиту, который тут же оценил всю серьезность сообщения и не медля доложил принцепсу о нависшей над ним грозной опасности.

Нерон послал воинов схватить Сцевина и доставить его во дворец. Тот все отрицал. Кинжал, мол, похищен вольноотпущенником из его спальни, а в том, что он дал свободу нескольким своим рабам и пересмотрел завещание, нет ничего странного: он, обремененный долгами, нередко делает это, не дожидаясь особых обстоятельств; что же касается перевязочных материалов, то это злая выдумка Милиха.

Сцевин держался спокойно, твердо стоял на своем и отметал подозрения с такой непреклонностью, что все сочли Милиха негодяем и злостным доносчиком. Казалось, что тучи, сгустившиеся над заговорщиками, рассеялись и на этот раз. Но тут жена павшего духом Милиха вспомнила, что накануне их патрон о чем — то долго беседовал наедине с Антонием Наталом. Возможно, что — нибудь о заговоре скажет он.

Вызывают Натала. Спрашивают о предмете его длительного разговора со Сцевином. Ответы его и Сцевина не совпадают. Ясно, что оба лгут. Чтобы добиться от них правды, решают подвергнуть того и другого пыткам. Но прибегать к ним не пришлось. Увидев орудия палача, арестованные сразу заговорили. Сначала — Натал, назвавший имя Пизона, а за ним и Сцевин, выдавший остальных. И вот тюрьма заполняется взятыми под стражу заговорщиками, которые малодушно называют все новых и новых участников заговора.