Юрий Черняков - На безымянной высоте

Иноземцев чуть не силой заставил Горелова взять деньги.

Иван Безухов спустился в землянку своего взвода разведроты, и отсыпавшиеся там после ночного поиска бывалые сержанты стали по одному просыпаться, взирая на него с радостным удивлением.

Они были очень разные, но чем-то весьма схожие — русские крестьяне, которые всегда будут в неладах с выправкой и строевой подготовкой.

Словом, не смотрится на них военная форма. Гимнастерки топорщатся, пилотки сдвинуты прямо на затылок или надвинуты на уши — никаких тебе там молодецких набекрень…

— Семеныч, ты, что ли? — спросил наконец сержант Степан Каморин, самый крупный из них, с могучими плечами. — А говорили, будто комиссовали тебя вчистую…

Они оба сдержанно радовались, хлопая друг друга по плечам и будто не могли насмотреться один на другого.

— А ты позавидовал? — усмехнулся Иван. — Да вот, как видишь, отступились доктора. Годен, но ограниченно. Бегать, говорят, нельзя. А мне и не надо, говорю. Мы в разведке все больше на пузе передвигаемся. Это другое дело, отвечают. На пузе ползать можно… Только не протри, мол, его до спины. И еще вот курить мне запретили… — сказал он, заметив, как Степан, кивая, сворачивает козью ножку из старой газеты. — В госпиталях, чтоб вы знали, с этим не очень… Все больше папиросы, что союзники присылают. Только куда им до нашей махры! Баловство одно. Говорят, здоровье наше союзники берегут. Вдруг мы им еще пригодимся?

Ему протянули несколько конвертов с письмами, Иван не спеша вскрыл. Из одного выпала фотография круглолицей девушки с длинной косой.

— Что, опять невеста? Переписываться предлагает? — подмигнул Степан. — Везет же тебе… Кисет, поди, для тебя, жениха, вышивает.

— Кисет дело хорошее, — сказал Иван, складывая письмо. — Только сыпать в него покуда нечего… — И снова посмотрел на Степана.

— Да бери, Ванечка, бери, угощайся, не стесняйся. Я ж для тебя сворачиваю… Чем, как говорится, богаты… — И Степан, отдав старшине самокрутку, от избытка чувств нежно погладил его по облысевшей голове.

Все рассмеялись.

— За меня не беспокойся, я себе сейчас другую сверну.

— Спасибо, Степа, с меня причитается…

Все молча смотрели, как Иван раскуривает и с блаженством затягивается.

— Неверно, выходит, Степа, тебе доложили насчет того, что списали меня, — продолжал Иван после очередной продолжительной затяжки. — Вот он я, живой и ограниченно годный… Ну чего хорошего скажете, земляки?

— А чего сказать-то, сам небось все видел и слышал. — Степан кивнул наверх, откуда доносился далекий, приглушенный гул и вой танковых двигателей. — Дело обычное. Опять наступление готовится.

— Сам знаешь. Раз из госпиталей всех хромых, но ходячих вроде тебя выписывают да наркомовскую без задержек выдают, значит, жди наступления, — сказал Прохор Полунин. — Помнишь, под Полоцком? За два дня все наши калеки объявились.

— Начальству виднее… — Степан пожал плечами. — Наше дело телячье. Окопы вот роем в полный профиль, в секретах сидим, за немцем наблюдаем. И отсыпаемся покуда…

— Что-то я кое-кого не вижу. — Иван огляделся. — Петя где? В секрете, что ли, сидит?

Он оглядел помрачневших присутствующих.

— Петя, Ваня, махрой тебя больше не угостит, — покрутил головой молчавший до этого сержант Михаил Лопатин, рыжеватый, коренастый и самый молодой из них. — Он и сам теперь не выпьет и не покурит… Неделя прошла, как Петю убили.

Иван присвистнул, покачал головой.

— Да больше, — поправил его Степан. — Сегодня как раз девятый день идет.

— Нуда… — кивнул Прохор. — Девять дней как раз. А как сейчас помню. У меня мимо уха чиркнуло, а ему прямо в лоб, он сзади меня полз. Хоть не мучился, и то хлеб. Остальные из нашей роты, ты прав, в секрете. Скоро нам заступать…

— Это тот снайпер его, что ли? — нахмурился Иван. — Наслушался тут, пока ехал, чего только про него не говорили.

— Завелся тут такой, — кивнул Прохор. — Не знают, что с ним делать… Если уж самого Пашу Никодимова свалил… Он, главное дело, нас, рядовых и сержантов, не трогает. Ему офицеров подавай. Он больше по ним шмаляет. Или вот таких, как Паша Никодимов, которые на него охотятся.

— А Петра тоже он? — спросил Иван.

— С Петей не так было. — Степан мотнул головой. — Ночью с ним за «языком» пошли, только доползли до колючки, кусать ее начали, а немец, видно, проснулся, ракету подвесил и пальнул — на кого бог пошлет, в белый свет как в копеечку… А попал в червонец. В Петра то есть, считай, самого заслуженного из всех нас разведчика.

Они помолчали.

— Лейтенанта тут одного Иноземцев к нам в разведроту сосватал, — сказал Иван Безухов.

— Майор Иноземцев? — спросил Михаил. — Он здесь?

— А ты только проснулся? — хмыкнул Иван. — Теперь наш бывший начштаба майор Иноземцев будет за батю. Тоже вместе сюда добирались…

— А что, мужик он толковый, — одобрил Степан. — И ходок известный.

— Вроде говорили, на повышение его в корпус, а то и в академию? — спросил Прохор.

— Не нашего ума дело, — отмахнулся Иван. — Словом, по дороге этого лейтенанта нашли. Тоже только из госпиталя вернулся. Прежде в другой дивизии служил. Боевой, с наградами. Годен к строевой. Он в штаб дивизии ехал, а направят его вроде к нам сюда…

— Это хорошо… — оживился Прохор. — А то Степа уже всю плешь проел, как начальником стал.

— Вот и я говорю: наконец-то… — поддакнул Степан. — Надоело с вашей разболтанностью бороться.

— А мы уж думали, не перевели бы тебя, Ваня, от нас в другую часть, — сказал Прохор. — А что, разговор такой был. Штабные нам рассказывали. Начальству, если какой подчиненный больно самостоятельный, если от него житья нет, — лишь бы от него поскорее избавиться. Это у них не заржавеет. А с кем тогда в поиск ходить?

— Этот лейтенант, Малютин его фамилия, ему тоже палец в рот не клади, — обнадежил его Иван Безухов.

— А что, мужики, все-таки верная примета… Ну насчет того что Прохор сказал, — снова встрял Михаил. — Раз из госпиталей всех, кто винтовку держать может, выписывают — точно, пиши письма домой, может, последние. И жди наступления.

— Бывало такое, — согласился Иван. — Ну так что теперь делать, если кроме нас, увечных да покалеченных, других резервов нету? От необстрелянных-то какой толк? Мужики, вы будете меня ругать, но я там по дороге еще одного «добровольца», мать его так, из колонии подобрал. Совсем пацан еще, а уже лет пять отсидел.

— И зачем он нам такой? — недовольно спросил Степан. — Мало тебе тех «добровольцев» было?

— Он от своей штрафной роты отстал. Но парень боевой, тоже палец в рот не клади. Напрочь откусит. Главное — он прямо на моих глазах получил, так сказать, боевое крещение. На пару с тем лейтенантом уничтожил пулеметчика в засаде. Тот всех нас держал носом в землю… Иноземцев ему самолично руку пожал… Сейчас его в штабе оформляют, к нам на довольствие ставят… Вы лучше скажите, что там дальше было? С Петром то есть как вы поступили?