Евгений Штейнберг - Индийский мечтатель

Помолчав, Деффи сказал:

— Да, по всей вероятности, цыгане пришли в Европу отсюда. Некоторые ученые предполагают, что это одна из низших каст южной Индии, в которых особенно силен дравидский элемент.

— Возможно… — рассеянно откликнулся Лебедев. — Однако пора спать, завтра выедем на рассвете.

— Я лягу здесь, — сказал Деффи.

— А я пойду в помещение. На родине приятно было спать на воздухе в такие теплые светлые ночи, а тут все не могу привыкнуть. Насекомые, змеи… какие-то странные звуки… Покойной ночи, Патрик!

— Покойной ночи.

Герасим Степанович вошел в комнату, распахнул окно и улегся на постеленную заботливым Сону походную постель.

Кавери еще долго сидела одна, думая об удивительном чужестранце. Она никогда не встречала человека, похожего на него, никогда не слыхала ни таких речей, ни подобной музыки.

Бесшумно подошел Рангуин.

— Зачем ты ходила к ним? — спросил он.

Кавери не ответила.

— Думаешь, я слеп? Нет, я все вижу.

Девушка молчала.

— Тебя зовут Кавери, — продолжал заклинатель змей. — Люди говорят, что девушек, носящих имена рек, не следует брать в жены, ибо они изменчивы подобно течению реки.

Кавери усмехнулась:

— Ты мне не супруг, Рангуин, и никогда им не станешь. Что тебе в моей верности?

— Я знаю тебя с малых лет и люблю! — сказал Рангуин.

— Не могу ответить тебе тем же.

— Все равно иноземец не получит тебя.

— Ему этого и не нужно, — ответила девушка с грустной улыбкой.

— И не надейся! — упрямо повторил заклинатель. — Видно, ты еще не знаешь, каков Рангуин. Если я смог подчинить себе кобру, то…

— Ступай, Рангуин! — оборвала его Кавери. — Я хочу спать… — Она взобралась под крышу фургона.

Рангуин долго стоял неподвижно, устремив взгляд к небу, залитому голубым лунным сияньем. Губы его беззвучно шевелились.

— Что ты бродишь по ночам, словно бхут? 29 29 Бхуты — злые духи, вампиры. — окликнул его незаметно подошедший Сону. — Чего тебе нужно от девушки?

— Я люблю ее и хочу взять в жены.

Сону пожал плечами:

— Пусть решает сама.

— Разве я не прошел сотни косов, чтобы освободить ее?

— Ты поступил хорошо. Но что из этого?

— Хочешь отдать сестру чужеземцу! — крикнул Рангуин. — Знай, этого не будет!

Он повернулся и быстро зашагал прочь от фургона.

Лебедев проснулся от невыносимой духоты. Луна уже зашла; в окно было видно черное небо, испещренное мохнатыми сияющими звездами.

Шелестели пальмы, трещали цикады. Издалека доносился рев, переходивший в мяуканье. Он знал: это тигр бродит в зарослях невдалеке от селения.

Лебедев поворочался с боку на бок, попробовал полежать спокойно. Сон не приходил. Он накинул полотняное покрывало и вышел, чтобы улечься где-нибудь на воздухе.

Прошло около получаса. На веранде появился Рангуин с корзиной в руке. Оглядевшись по сторонам, он осторожно заглянул в распахнутое окно: в дальнем углу комнаты на полу белела простыня…

Рангуин открыл корзину. Кобра высунула голову. Заклинатель прижался к ней лицом, как бы нашептывая на ухо что-то ласковое и сокровенное. Он помог змее выбраться из корзины. Кобра перебросила извивающееся тело через подоконник.

Рангуин стоял на веранде, прижавшись к стене. Он ждал стона, крика, вопля… Тишина. Ничего, кроме обычных шумов и шорохов тропической ночи.

«Чужестранец не успел проснуться, — размышлял Рангуин. — А теперь он уже мертв! От укуса кобры погибают через несколько минут».

Рангуин не ощущал ни жалости, ни раскаяния. Он вырос среди отверженных: их гнали и били камнями, как шелудивых псов, заставляли питаться падалью, пить гадкую, зловонную воду. С колыбели видел Рангуин вокруг себя только жестокость, и его сердце наполнилось ненавистью к людям. Кобра была ему ближе и милее любого из них. Он вырастил ее и воспитал, носил всегда с собой, кормил ее, а она, в свою очередь, добывала ему пропитание. Укротитель дружил с коброй, как с человеком, поверял ей свои думы, радости и огорчения. Змея всегда слушала, устремив на хозяина неподвижные глаза, и он читал в них ободрение, сочувствие, нежность… Да, кобра была его единственным утешителем!.. А Кавери? Ее он любил больше себя самого. Но то была неразделенная любовь, она приносила только боль и обиду. Все-таки Рангуин не терял надежды со временем преодолеть холодность девушки, завоевать ее своей преданностью. И вот на его пути появился проклятый чужестранец. Никогда он не получит Кавери!.. Так сказал Рангуин, и слово его твердо!

Рангуин бесшумно влез в окно и ощупью приблизился к постели… Никого! Только футляр с флейтой, которую чужестранец всегда держал при себе. Где же он сам?

Послышалось пронзительное шипенье, кобра обвилась вокруг Рангуина… Вдруг он ощутил страшную, мучительную боль. Как? Неужели?.. Да, да, она укусила его!

Каждый день, по обычаю всех укротителей, Рангуин заставлял змею кусать клочки ткани, чтобы освободить ее рот от накопившегося яда. Только сегодня он этого не сделал — нужно было, чтобы сегодня зубы ее разили насмерть. Яд был предназначен другому, а достался ему самому, до последней капли. Глупец! Ты был уверен, что змея — твой единственный друг!..

…Утром, войдя в комнату, Лебедев увидел раздувшийся, посиневший труп человека; вокруг него плотным кольцом обвилась кобра. Герасим Степанович отшатнулся. Деффи, у которого было в руках ружье, выстрелил прямо в голову змее. Она дернулась и затихла.

— Бедный Рангуин! — прошептал Лебедев. — Погиб от собственной неосторожности…

Сону покачал головой:

— Нет, это не была неосторожность…

На другой день они перевалили Восточные Гаты и через трое суток возвратились в Мадрас.

Узнав о возвращении музыкантов, Бенфильд тотчас же вызвал Лебедева к себе. Герасим Степанович коротко рассказал о гастролях и передал англичанину золотые монеты, полученные от Типу-султана.

— По справедливости, эти деньги принадлежат вам, сэр, — сказал он. — Ведь музыканты получали от вас жалованье все это время.

— Не имеет значения! — сказал Бенфильд небрежно, но кошелек все-таки взял. — Меня больше интересует исход дела, которое я вам поручил.

— К сожалению, ничего не вышло, мистер Бенфильд. Майсурский монарх не желает брать займов ни у кого.

— Вот как! — Бенфильд пристально поглядел Лебедеву в глаза.

— Да, — развел руками Герасим Степанович. — Я ведь предупреждал, что совершенно не способен к финансовым операциям.

— Понимаю! — сказал Бенфильд многозначительно. — Значит, не пожелали оказать мне услугу… Что ж, дело ваше! Можете идти.

«Ну, держись! — думал Лебедев на обратном пути. — Нажил себе могущественного врага. Впрочем, этого следовало ожидать. Повидимому, с Мадрасом придется скоро распрощаться…»