Юрий Торубаров - Офицерская честь

— А вам, ваш бродь, он идет, — оценил Семен, довольный своей работой.

— Так-то так, — поворачиваясь в разные стороны, ответил Шувалов, — но где лучше будет пройти? А? — он посмотрел на Семена.

Тот почесал затылок.

— Мы наступаем на Роменвиль и пред нами Мармон, — Семен говорил с видом человека, давно усвоившего знания французских маршалов. — Перед пруссаками, которые пробиваются на Монмарт, стоит генерал Суэм. Я думаю, лучше пройти на стыке с австрийцами, наступающими на Венсенни Шарантон.

Шувалов улыбнулся:

— А ты стратег. Тебя надо переводить в полные офицеры!

— Давно пора, — без зазрения совести ответил Семен и добавил: — У меня голова, конечно, не как у вас, но я смотрю на многих офицеров. О, господи, и родила их мать!

— Ты говори, да не заговаривайся. Ишь, распустился, — строго заметил генерал.

— Виноват, ваш бродь.

— Ладно, хорошо, — примирительно сказал генерал. — Найди капитана Сорокина, пусть он приготовит человек двести солдат.

— Понятно, ваш бродь, прорыв устроим?

— Ну и голова ты у меня. Только…

— Могила, ваш бродь.

Ночной неожиданный прорыв прошел легко, без особых осложнений. Потом французский генерал докладывал Мармону об успешном отражении ночной атаки русских.

Улицы Парижа были безлюдны. Изредка появлялись редкие патрули. Но попадать к ним было опасно. Шувалов знал из допроса пленных, что они хватали всякого подозрительного человека. И появление ночью одинокого офицера тоже могло показаться весьма подозрительным. Поэтому Шувалов пробирался крайне осторожно. И… все равно он наткнулся на троих патрульных. Сразу напасть на них было опасно. Тогда он прикинулся пьяным. И попробовал запеть даже какую-то французскую песенку, которой его еще в детстве научила няня. Но это не спасло. Его окружили и стали допытываться, кто он и где разрешение. Но что взять с пьяного, еле державшегося на ногах. Когда же они затащили его в темный переулок, он, выхватив у одного из них кинжал, вонзил ему в грудь. Второго сбил ударом кулака. Третий с криком бросился наутек.

Перемахнув через чью-то ограду, Шувалов садами побежал от патруля. Плутая в темноте в чьем-то поместье, он наткнулся на калитку, которая открывалась изнутри. Открыв ее, он вышел на улицу. Она была пустынна и темна. Где он, куда идти и где искать Талейрана, он не представлял себе. Даже его последнее посещение французского императора не позволяло ему ориентироваться в городе.

И все же помог случай. Во-первых, он вспомнил, что рядом с русским посольством находилось красивое здание интенданства. Вот туда он и решил пробираться. Пойдя наугад, он вышел на какую-то слабо освещенную площадь. Увидел карету, подошел к ней. Возница дремал на облучке.

— Кого ждем? — спросил он, тронув его за коленку.

Тот спросонья отпрянул, но, увидев французского офицера, успокоился.

— Вас, милейший господин, — любезно ответил тот.

— Тогда вези меня к интенданству.

— Двадцать пистолей, — сказал тот.

Чтобы сойти за француза, граф сказал:

— А что так дорого?

— А за опасность, — пояснил возница.

И тут вдруг Шувалов вспомнил, что не взял французских денег. «О, Господи!» — чуть не воскликнул он. Махнув рукой, сказал:

— Ладно, дойду! — И повернул в другую сторону.

— Тебе не туда, — пояснил возница. — А впрочем, садись, подвезу. Мне по пути домой. Вижу, вряд ли кто будет.

Шувалов сел и с облегчением вздохнул. Когда бежал, сильно вспотел и расстегнул китель. Теперь ночная прохлада стала пробирать его, и он начал застегивать китель. Натягивая чуть узковатый китель, он нечаянно скользнул по борту рукой, почувствовал что-то твердое. Запустив руку вовнутрь, он нащупал карман. В нем что-то лежало. Когда достал, увидел, что это был кошель из мягкой кожи. Развернув его, увидел… деньги. Граф не выдержал и перекрес-тился: «Слава те, Господи!».

Мерный ход колымаги укачал генерала.

— Приехали, — послышался голос возницы.

— Приехали, — полусонно повторил генерал. — Куда приехали?

Возница слез и открыл дверцу. Вероятно, он понял состояние офицера.

— Приехали, — повторил он. — Ваше интендантство.

— А… за! — что-то прояснилось в его голове. — Сколько?

— Да… нисколько, — махнул возница.

— Не-ет, брат, держи. Вот тебе двадцать, нет тридцать, — отсчитав деньги, он подал их.

— Премного благодарен, я то думал, что все… пустой приеду.

Шувалов посмотрел на мертвые, черные окна интендантства и вдруг в голову пришла одна мысль. Он достал кошелек, проверил наличные. Там было более двухсот пистолей.

— Слушай-ка, — сказал он вознице, который усаживался на место.

— Слушаю, мой господин.

— Да… пока… — он кивнул на здание, — они тут появятся, не отвезешь ли ты меня к моему старому товарищу Шарлю?

Имя его он знал хорошо. Они редко, но встречались в годы его дипломатической работы. Тогда, правда, он не был министром. Но они знали друг друга.

— К какому Шарлю?

— Как, ты не знаешь своего бывшего министра?

— А, этого хапугу! Кто его не знает! Был еще епископом! — осуждающим голосом промолвил тот.

Об этом Шувалов услышал впервые.

— Знаешь, говорят, родителей не выбирают, а товарищей сразу не узнают.

— Это правда, — охотно согласился возница. — Ну, садись, так и быть, отвезу. Но уже… — он хитро прищурил глаз, — за сорок.

— Поехали.

Такого гостя Талейран не ожидал. Его подняли, как только узнали, кто к ним стучится в ворота.

— Приведите его ко мне в кабинет, — приказал он, набрасывая роскошный халат на плечи.

Услышав, как он хлопает башмаками по полу коридора, открылась дверь в комнате жены.

— Что случилось? — спросила она, увидев в такую рань шедшего в кабинет мужа.

— Ничего, Грант, спи, любимая.

Та что-то проворчала и захлопнула дверь.

Они встретились в ярко освещенном кабинете и сразу узнали друг друга. Талейрану не потребовалось никакого объяснения неожиданного появления Шувалова. Талейран понял, зачем царь прислал такого посланца, и сразу начал говорить, что ему удалось решить.

— Вначале к вам перейдет генерал Суэм. Его согласие уже получено. Пока упорствует Мармон, друг юности Бонапарта. Они вместе были курсантами артиллерийского училища. Его переход, как вы понимаете, будет сильным ударом по Наполеону.

Шувалов слушал говорившего. И ему показалось, что голос того торжествовал, он как бы мстил некогда своему господину, но только за что. Все это было противно. А тот продолжал:

— Не поддерживают его Ожеро, Ней, Макдональд, Удино… Всем надоела война. Надо спасать Францию, — патетически произнес он. — Я готовлю созыв Национального собрания, чтобы оно низложило надоевшего всем императора. Больше того, я хочу возвращения Бурбонов.