Сергей Горбатых - Исполнитель

Инструктируя Юрия, Арсланьян сказал:

– Слюшай, Некрасов, с арестованными не церемонься! Почти все они – враги нашей революции. Всегда помни слова члена коллегии ВЧК товарища Лациса: "ВЧК – самая грязная работа революции". Поняль, меня, а?

– Так точно! – товарищ начальник особого отдела.

Работу уполномоченного Юрий представлял себе по книгам о полицейских сыщиках и лазутчиках в тылах противника. Поэтому он, готовясь к каждому допросу, набрасывал коротенький перечень вопросов. На это уходило немало времени. Но больше всего его требовалось на то, чтобы заставить признаться допрашиваемого. Иногда Некрасову приходилось долго беседовать на темы религии, философии и литературы.

– Юрий, у меня за ночь пять человек сознались в принадлежности к белым подпольным организациям на Кубани, а ты всё это время провозился без толку с одним полудохлым интеллигентом в очках! – дал ему нагоняй Арсланьян через две недели работы. – Слюшай, так нельзя! Работы очень много, а нас очень мало! Ты поняль, а?

– Понял, товарищ начальник особого отдела! Исправлюсь! – бодро заявил Некрасов.

Юрий вдруг вспомнил, как его чуть не расстреляли под станцией Торговой. Тогда он осознал: чтобы добиться чего‑то, он должен быть очень жестоким и безжалостным. За короткий срок из полкового писаря он стал уполномоченным особого отдела ВЧК дивизии. Уже сами эти три буквы приводили людей в ужас. Служба в этой организации считалась очень престижной.

– Раз обстоятельства нашей эпохи мне диктуют требования быть безжалостным, я должен им быть! Тем более, очень хочется сделать карьеру в ВЧК, – решил Некрасов.

Теперь он действовал по‑другому. Внимательно, долго и пристально смотрел на сидящего напротив него человека, которого ему требовалось допросить и получить признание. Уловив в глазах того страх, Юрий шёпотом медленно произносил:

– У тебя два выбора: быть убитым сейчас же или признаться и ждать суда трибунала.

Затем он выхватывал свой наган из кобуры и начинал стрелять вверх над ухом допрашиваемого. Если вместо страха в глазах допрашиваемого Некрасов видел презрение или даже насмешку, он громко приказывал:

– Пальцы на стол!

Допрашиваемый, не понимая, клал свои пальцы на стол. Юрий, вытащив из ящика стола тяжёлый молоток, с размаху бил им по пальцам.

– А‑а‑а‑а‑а‑а… – разносился душераздирающий крик.

– Если не хочешь лишиться всех, говори! – тихим голосом рекомендовал тому Некрасов.

Вскоре Юрий получил прозвище "Мальчик‑с‑пальчик". Произнося его, все (как враги, так и коллеги) делали особое ударение на слове "пальчик".

Теперь Арсланьян был очень доволен результатами работы уполномоченного особого отдела Некрасова.

– Юрий, ты сотрудник ВЧК и должен быть комсомольцем, а потом и коммунистом. Рекомендую поговорить с комсоргом дивизии о твоём вступлении в РКСМ, – сказал он, перелистывая протоколы допросов, которые принёс ему Некрасов.

– Да, я сам об этом уже давно думаю, товарищ Арсланьян. Только времени не хватает. Но я на этой неделе обязательно подойду к комсоргу, – пообещал Юрий.

Стоял жаркий августовский день. После обеда Арсланьян собрал всех сотрудников особого отдела на совещание. На нём он принялся зачитывать очень важное циркулярное письмо Коллегии ВЧК. Некрасов слушал невнимательно, ему просто очень хотелось спать. Его слух только улавливал отдельные фразы: "Надо ужесточить меры по борьбе с контрреволюцией", "Активно работать по обезвреживанию антисоветских подпольных организаций"…

Глаза Юрия закрывались… И вдруг до него донеслось "К сожалению, в наши рядах встречаются сотрудники, присваивающие личную собственность арестованных врагов. Мы калёным железом будем выжигать…"

– Вот, крысы! Всё хапают, хапают и остановиться не могут! – возмутился он, и сразу пропал сон.

Некрасов к этому относился крайне отрицательно. Единственное, что он себе позволил, это оставить личные документы различных людей, которых уже не было в живых. Эти метрики, справки о ранениях и лечениях в госпиталях, свидетельства об образовании он нашёл в брошенных домах, среди бумаг, когда приводил в порядок всё делопроизводство особого отдела. В своём сейфе он хранил некоторые из них. А вот в потайном отделении его офицерской сумки лежали три комплекта документов. Два принадлежали ранее мужчинам, а один – женщине. Некрасов приберегал все эти документы на случай своего возможного разоблачения Ведь он никогда не должен забывать, что на самом деле он является купеческим сыном Рябоконем Константином.

– Даже если у меня случайно и обнаружат эти документы, то в этом ничего страшного нет. Я их имел для оперативных целей или забыл сдать, – размышлял иногда он на досуге. Его мечтой было достать чистые бланки всех документов.

– Некрасов, – вдруг услышал Юрий, – после совещания остаться!

– Есть! – подскочил он со стула.

– Слюшай, Некрасов, мне недавно позвонил начальник особого отдела кавалерийской дивизии, которая стоит в Новотитаровской. Говорит, что вчера они задержали дезертиров, якобы, солдат нашей дивизии. Возьми человек десять чоновцев‑кавалеристов и смотайся завтра, с утра, к ним. Разберись. Если действительно наши, то волоки их сюда, в особый отдел. Если нет, пусть они сами там работают! – приказал ему Арсланьян.

Следующим утром Юрий в сопровождении десяти кавалеристов выехал в Новотитаровскую. Для него эта поездка была испытанием, так как он не умел, как следует держаться в седле. Кони шли шагом. Впереди – командир чоновцев. Предпоследним был Некрасов. Вставало солнце. Едва его первые лучи упали на высохшую от жары степь, как откуда‑то из балок повалили клочья тумана. Вскоре уже ничего не было видно. Туман усиливался и усиливался…

– Ой! Чёрт, ой! – послышалось впереди, а затем последовала команда, передаваемая по цепи:

– Всем пригнуть голову! Замедлить скорость движения! Впереди – деревья!

Но было уже поздно: что‑то очень больно ударило Юрия лоб.

– Ветка, – подумал он и, падая с коня, вытащил ноги из стремян, как его учил инструктор.

Конь сразу же остановился. Некрасов, поднявшись, взял его за повод и пошёл пешком. Натыкался на стволы деревьев, кусты. Обходил их… Снова натыкался. Туман стал редеть.

– Чоновцы! – негромко крикнул Юрий. – Чоновцы!

В ответ лишь была тишина.

– Надо подождать! Скоро рассеется туман, и мы друг друга увидим, – решил Некрасов.

Через полчаса он увидел впереди степь, сзади – рощицу деревьев. Чоновцев нигде не было.

– Куда ехать? – с отчаянием подумал он. Юрий знал, что совершенно не может ориентироваться на природе. Если бы это был город… А здесь, в степи, глазу не за что было "зацепиться".