Александр Дюма - Все приключения мушкетеров

Д’Артаньян составил себе между тем план, исполнение которого мы увидим впоследствии. План этот обещал ему какое-нибудь приятное приключение, судя по улыбке, которая появлялась по временам на задумчивом лице его.

В назначенный час четыре мушкетера со своими лакеями отправились за Люксембург на место, загороженное для коз. Атос дал пастуху серебряную монету за то, чтобы он ушел. Лакеи поставлены были на часы.

Вскоре молчаливая труппа приблизилась к той же загородке и вошла к мушкетерам; тогда начались, по английскому обычаю, взаимные представления.

Англичане были все знатных фамилий и потому странные имена их противников не только удивили, но и озадачили их.

– После всего этого, – сказал лорд Винтер, – мы все-таки не знаем, кто вы и не будем драться с людьми, носящими такие фамилии: они могут принадлежать только пастухам.

– Ваше предположение совершенно справедливо, милорд; имена эти вымышленные, – сказал Атос.

– Это возбуждает в нас еще больше желания узнать ваши настоящие фамилии, – сказал англичанин.

– Вы играли же с нами, не зная наших фамилий, и выиграли у нас две лошади.

– Это правда, но тогда мы рисковали только пистолями, а теперь рискуем кровью; играть можно со всяким, а драться только с равными.

– Это справедливо, – сказал Атос, отвел в сторону того англичанина, с которым должен был драться и сказал ему очень тихо свое имя.

Портос и Арамис сделали то же самое.

– Довольны ли вы этим, – спросил Атос своего противника, – и находите ли вы меня довольно знатным, чтобы сделать мне милость скреститься со мной шпагами?

– Доволен, – сказал англичанин, кланяясь.

– Теперь дозвольте мне сообщить вам кое– что, – сказал хладнокровно Атос.

– Что такое? – спросил англичанин.

– Вы лучше бы сделали, если бы не требовали, чтобы я сказал вам свое имя.

– Отчего же?

– От того, что меня считают умершим, и я имею причины желать, чтобы не знали, что я жив; поэтому я принужден убить вас, чтобы тайна моя не сделалась известною.

Англичанин посмотрел на Атоса, не шутит ли он; но Атос и не думал шутить.

– Господа, – сказал Атос, обращаясь к своим товарищам и их противникам, – готовы ли вы?

– Готовы, – ответили в один голос англичане и французы.

– Так начнем, – сказал Атос.

В ту же минуту восемь шпаг заблестели при лучах заходившего солнца, и сражение началось с ожесточением, очень естественным при двойной вражде противников.

Атос фехтовал так спокойно и правильно, как в фехтовальной зале.

Портос, наказанный за свою излишнюю самоуверенность приключением в Шантильи, действовал хитро и благоразумно.

Арамис думал только о том, как бы скорее отделаться, чтобы докончить третью песнь своей поэмы.

Атос первый убил своего противника одним ударом; но, как он предупреждал, удар был смертельный, шпага вонзилась в сердце.

После Портос уложил своего на траву: он проколол ему ляжку. А так как англичанин не сопротивлялся ему больше и отдал свою шпагу, то Портос взял его на руки и отнес в карету.

Арамис так сильно наступал на своего противника, что тот, отступив шагов на пятьдесят, побежал со всех ног и исчез при криках лакеев.

Что касается до д’Артаньяна, то он просто шутил и только оборонялся; но заметив, что противник его утомлен, он сильным ударом вышиб у него шпагу. Барон, видя себя обезоруженным, отступил на два или на три шага, но в эту минуту поскользнулся и упал навзничь.

Д’Артаньян в один прыжок очутился на нем и, приставив шпагу к горлу англичанина, сказал:

– Я мог бы убить вас, потому вы в моих руках; но я дарю вам жизнь из любви к вашей сестре.

Д’Артаньян был вне себя от радости; он приводил в исполнение план, давно задуманный, и во время составления которого, как мы говорили, улыбка пробегала по лицу его.

Англичанин был в восторге, что имел дело с таким благородным дворянином, сжал д’Артаньяна в своих объятиях, наговорил тысячу вежливостей мушкетерам и так как противник Портоса был уже в карете, а противник Арамиса навострил лыжи, то все обратили внимание на одного умершего.

Пока Портос и Арамис раздевали его, чтоб осмотреть рану, в надежде, что она несмертельна, большой кошелек выпал из-за его пояса.

Д’Артаньян поднял его и подал лорду Винтеру.

– Черт возьми, что же я буду делать с ним? – спросил англичанин.

– Вы передадите это его родным, – сказал д’Артаньян.

– Его родные не нуждаются в такой безделице, они получают полтора миллиона луидоров доходу; возьмите это для ваших лакеев.

Д’Артаньян положил кошелек в карман.

– Теперь, молодой друг мой, я надеюсь, что вы позволите мне так называть вас, – сказал лорд Винтер, – сегодня же вечером я представлю вас, если вам угодно, сестре моей, леди Клерик. Я желал бы, чтоб она приняла вас благосклонно и так как она довольно хорошо принята при дворе, то, может быть, когда-нибудь вам не бесполезно будет это знакомство.

Д’Артаньян покраснел от удовольствия и поклонился в знак согласия.

В это время Атос подошел к д’Артаньяну.

– А что вы думаете делать с этим кошельком? – шепнул он ему на ухо.

– Я думаю отдать его вам, любезный Атос.

– Мне? Отчего же?

– Ведь вы его убили, это ваша военная добыча.

– Чтоб я был наследником своего врага? – сказал он. – За кого же вы меня принимаете?

– Это обычай войны, – сказал д’Артаньян. – Почему же не принять этот обычай и на дуэлях?

– Я никогда не делал этого и на поле сражения, – сказал Атос.

Портос пожал плечами, Арамис движением губ одобрил мнение Атоса.

– В таком случае, – сказал д’Артаньян, – отдадим эти деньги нашим слугам, как велел лорд Винтер.

– Да, – сказал Атос, – отдадим этот кошелек слугам, но не нашим, а слугам англичан.

Атос взял кошелек и бросил его кучеру, сказав:

– Это вам и вашим товарищам.

Этот поступок человека, не имевшего ни копейки, поразил даже Портоса и это французское великодушие, о котором рассказывали лорд Винтер и его друг, очень понравилось всем, исключая Гримо, Мускетона, Планше и Базена.

Лорд Винтер, расставаясь с д’Артаньяном, дал ему адрес своей сестры; она жила на Королевской площади, бывшей тогда самым модным кварталом, в доме № 6. Впрочем, лорд обещал заехать за ним, чтобы представить его ей. Д’Артаньян назначил ему свидание у Атоса в восемь часов.

Представление миледи очень занимало нашего гасконца, он припоминал, каким странным образом эта женщина участвовала в событиях его жизни. По его убеждению, это было создание кардинала и, несмотря на то, он чувствовал неодолимое влечение к ней и не мог дать себе отчета в этом чувстве. Он боялся только, чтобы миледи не узнала, что это его она видела в Менге и в Лувре; потому что тогда она узнала бы, что он друг де Тревиля и, следовательно, предан душой и телом королю, что лишало его преимущества быть с ней в равных отношениях, в каких они были бы, если бы она знала его столько же, как он ее. Что касается до начала интриги ее с графом Вардом, то он мало о ней заботился, несмотря на то, что граф был молод, красив, богат и в большой милости у кардинала. Вот что значит иметь 20 лет от роду и особенно родиться в Тарбе.