Вера Космолинская - Ветвь оливы

Мишель сильно вздрогнул.

— Отец Франциск! Священник! Мы убили священника?..

Рауль мрачно и зловеще покачал головой.

— Если тебе так нравится считать, то все равно, не «мы», а я! — заявил он. — А теперь, давайте займемся делом.

Отца Франциска подхватили под мышки и поволокли прочь. Диана и Изабелла молча расступились, пропустив похоронную процессию, и вошли в комнату.

— Безумие! — пробормотала Диана, растерянно оглядываясь — на столе все еще стояли остатки недоеденного гостем сладкого пирога, на полу валялись опрокинутые стулья и распахнутый бархатный футляр с выпавшим стилетом.

Изабелла покачала головой, посмотрела на дыру в спинке кровати и, подойдя, смахнула с моей подушки выбитые щепки.

— Похоже, Линн все еще здорово заблуждается на мой счет, — заметил я.

Надо же было хоть как-то скрыть свое потрясение.

Омерзительный липкий обморок едва ли походил на сон. Да и как можно было уснуть после того, что произошло? Что на самом деле сделали с бедным священником? Вынесли его отсюда отнюдь не завернув в ковер. Да и было бы странно, если бы он так и не вышел из дома. Объявили, что у него случился удар? Тем более что это правда?

Похоже, я действительно просто отключился через какое-то время, проведенное в относительном покое. «Наверное, тебе нельзя засыпать», — заметила «утром» Диана. Может быть, она права. В черепной коробке стояла, угрожающе побулькивая, тягучая трясина. Тонуть в ней, едва все поняв и вспомнив, было просто преступлением против человечества.

За окнами уже стемнело, но еще можно было обойтись без свечей. Я аккуратно сдвинул в сторону одеяло, напомнив себе тайно просыпающуюся в гробнице царскую мумию, и потихоньку сел. Прислушался к ощущениям. Кажется, все не так уж плохо. Подумаешь, голова кружится… И пока я так прислушивался, кто-то подобрался сзади с закутанной в войлок кувалдой и стукнул меня по голове. Мозги ухнули куда-то под пол, вместе с желудком и, отдуваясь, я опять пристроился поближе к подушкам и даже вернул на место одеяло — внезапно неприятно затрясло от внутреннего озноба.

«Ну уж нет… — подумал я все же через некоторое время. — С похмельем бывало и похуже…» Вру, конечно… Неважно… И не только с похмельем — ох, сколько я всего мог теперь припомнить по разным случаям своей и не своей жизни… душа бы радовалась — если б было, чему тут радоваться. И выждав немного, подкараулил момент, когда легкие перестали пытаться объявить войну до последней капли крови пульсу и взбесившейся центрифуге в мозжечке, и повторил попытку. Не то, чтобы все было радужно и гладко, но что-то получилось… Главное — осторожность. Система, последовательность, хладнокровие… и желательно не терять в ближайшем окружении предметы, на которые можно опереться — хорошо, что с правой рукой все было, в общем, в порядке.

Из собственной кровати я выбрался крадучись, как тать в нощи — не стоило будить чудовищ наполовину вгрызшихся в некоторые участки тела, или подстерегавших рядом с войлочной кувалдой.

Следующей проблемой было найти одежду — меньшая часть проблемы и влезть в нее — большая часть проблемы. Можно было, конечно, позвать Мишеля, но к черту — опять начнется кудахтанье, что мне следует лежать себе тихо как в деревянном ящике, а лишних сил с кем-то спорить у меня пока не было. И стоило еще проверить, были ли они на что-то другое, прежде чем кого-то в чем-то убеждать. Наконец я разыскал нечто подходящее, во что было бы нетрудно облачиться и что выглядело бы достаточно прилично. Осторожно провозившись не больше получаса, я оделся, умудрившись потревожить руку до сдавленного чертыхания всего полудюжину раз, и даже заботливо уложил ее в перевязь.

— Попалась, — пробормотал я злорадно, отправив ее в ловушку.

И переводя дух, мрачно уставился в пол. Вот тут он и умер. Совсем недавно. И кому после такого захочется оставаться в этой комнате?..

Я осторожно отцепился от кроватного столбика и пустился в свободное плавание к двери в кабинет. Что ж, качка была вполне терпимой. Вместе с дверью выпал в соседнюю комнату и совершил путешествие до письменного стола. Гениально! Получилось.

Можно было бы сделать здесь остановку. Но кто знает, не окажется ли она куда длиннее, чем хотелось бы? Я открыл маленький резной ящичек за позолоченным глобусом, в котором лежала крошечная шкатулка. Минуту я смотрел на нее, колеблясь, затем извлек из ящичка и забрал с собой. Выйдя из комнаты и закрыв за собой дверь, постоял немного в коридоре, прислушиваясь. Где-то раздавались приглушенные голоса. В целом, было тихо. Кто же теперь тут остался? Вдруг ощутив на этот счет беспокойство, я двинулся туда, откуда доносились голоса — это было недалеко. Похоже, в той маленькой гостиной, где мы частенько собирались на свои «военные» советы. И чем ближе я подбирался, не спеша и осторожно, но упорно, тем больше зрела уверенность, что я не ошибаюсь. Один из голосов принадлежал брату Жанны. Я тихонько вздохнул с облегчением. Они еще здесь. Если бы они нас покинули, сейчас это было бы слишком опасно. Пусть даже мы сами притягивали опасность.

— Это неразумно, — расслышал я усталый голос Рауля. — Вам все еще может грозить опасность. Будет лучше, если вы останетесь здесь.

Я еще немного взбодрился. По крайней мере, Рауль думал так же, как я.

— Но право же, я более не могу злоупотреблять вашим гостеприимством, — немного раздраженно ответил Бертран.

— Очень даже можете, Ранталь, — сказал я, появляясь в дверях. Получилось не очень чисто, пришлось кашлянуть, чтобы прочистить горло. — Простите… Не говоря уже о том, что мы чрезвычайно благодарны за то, что вам пришлось держать здесь вчера оборону.

Удивленно поднявший голову Ранталь скромно порозовел. Остальные, повернувшись, застыли с открытыми ртами. Да они, никак, призрак увидели? Лигоньяж рефлекторно подбросил свой любимый кожаный мячик, набитый конским волосом, и так же рефлекторно поймал. Судя по всему, и в частности, по его несколько отвисшей челюсти, это был жест крайней растерянности.

— Спокойно, господа, — заверил я. — Я только что подошел и не подслушивал под дверью.

Готье откашлялся.

— Э… что это ты?..

— Раскопался? — услужливо подсказал я. Готье отчаянно заглушил смех, снова закашлявшись.

Рауль вскочил, догадавшись, что я непринужденно придерживаюсь о косяк не потому, что надумал позировать воображаемому живописцу, но я уже перевел дух и, подмигнув ему, вошел в комнату самостоятельно. Рауль проводил меня скептически-бдительным взглядом, в любой момент готовый перехватить, как опрометчиво брошенный мяч на поле. Дам тут не было. Уже легче. В некотором смысле, можно было вести себя более непринужденно, чем в их присутствии и меньше задумываться, как выглядишь. А главное — некому слишком волноваться и не давать даже шагу сделать.