Елена Невейкина - Наследница

— Что ж ты так задержалась? Мы уже волноваться начали. По всем расчетам выходило, что ты должна была вернуться давно.

— Я знаю. Виновата, — ответила она. — Зато я побывала в Санкт-Петербурге.

— В Петербурге?

— Да.

— И как тебе понравился город Петра?

— Впечатлений много и они разные. Я потом всё тебе расскажу, дядя Янош.

Все прошли в дом. Было много радости, шуток и даже слёз, которые пролила пани Мария по поводу усталого вида и осунувшегося лица своей питомицы. Но вот Гжесь так и не подошёл к ней, только издали наблюдая за встречей.

К вечеру, когда все разошлись по своим комнатам, Элен и пан Янош сидели в его кабинете. Она рассказывала ему о своём путешествии. Единственное, о чём она умолчала, была история с разбойниками. Но она не могла нарушить своё слово, да и не считала этот эпизод таким уж важным. Янош слушал внимательно, иногда переспрашивал, уточнял. Когда Элен закончила рассказ, он, немного помолчав, спросил:

— Так ты довольна поездкой?

— И да и нет, — подумав, ответила она. — Мне не удалось ничего подробно разузнать.

— Но ты побывала на родине. Это тоже много значит. Или нет?

— Очень много, — Элен вздохнула. — Я видела, как тяжело живут после смерти отца люди в наших деревнях. Я знаю, что тот, кто называет себя графом Кречетовым, не интересуется ничем, кроме столичной жизни и доходов с имения. И теперь я знаю, что моё решение найти и наказать тех, кто виновен во всём этом и в моих личных бедах — правильное. И не отступлю.

— Это понятно… Но я ожидал услышать от тебя слова о твоих ощущениях от посещения родных мест. Может быть, о воспоминаниях.

— Там всё родное но… — Элен говорила медленно, казалось, она раздумывала, как точнее выразить то, что чувствовала, — от этого хочется спрятаться. Я надеялась встретиться со своим детством, но эти места больше ничем не напоминают мне о нём. Если бы не ларец мамы, то, кроме горечи, я ничего бы не ощутила.

— Кстати, о ларце. Как ты намерена поступить с этими ценностями?

— Я думала об этом. Там есть несколько вещей, которые я хотела бы непременно сохранить. Во-первых, потому что это память о маме, а во-вторых, потому что они великолепны, вряд ли кто-то ещё может похвастаться такими. Одна из них — комплект, серьги и ожерелье из рубинов. В них мама была изображена на портрете. Всё остальное может послужить мне источником средств для осуществления задуманного.

— Ну, средствами тебя обеспечить я и сам могу, — нахмурился Янош. — Мне кажется, что лучше пока сохранить ларец в неприкосновенности.

— Дядя Янош, ты всегда тратил на меня и мои причуды столько, сколько было необходимо, столько, сколько не всякий родной отец потратил бы на свою дочь. Я сознаю это и благодарна тебе. Но, если я способна сама нести какую-то долю расходов, то почему не сделать это?

— Ну, хорошо, — Янош счёл за лучшее не спорить и перенести разговор об этом на другой раз, — сейчас говорить ещё не о чем. Скоро ты отбудешь в школу (если не передумала, чему я был бы несказанно рад), где тебе деньги не будут нужны, разве только на карманные расходы, если ты собираешься иногда выходить в город. А вот когда вернёшься — поговорим. Согласна?

Элен, улыбнувшись, кивнула. От неё не укрылось желание дяди уйти от разговора. Она тоже не хотела сейчас настаивать. Ещё будет время.

Элен была дома вот уже два дня, а с Гжесем так и не говорила. Это было странно. Ей казалось, что после её долгого отсутствия им найдётся, о чём поговорить, что рассказать друг другу. От него она не скрыла бы историю с разбойниками, наоборот, Элен предвкушала, как будет всё описывать… Но Гжесь постоянно оказывался занят. То его вовсе не было дома, так как он уезжал или, чаще, уходил с поручением отца или пана Яноша, то возился на конюшне, то просто не выходил из своей комнаты. Но вот как-то Элен увидела его в коридоре, уходящим в противоположном направлении.

— Гжесь! — окликнула она. Он остановился, обернулся. Потом сделал несколько шагов навстречу. — Гжесь, мы с тобой так и не встретились ни разу с тех пор, как я вернулась.

— Почему же? Я встречал тебя вместе со всеми.

— Да, я видела, встречал, — согласилась Элен, — но нам не удалось поговорить.

— О чём?

— То есть как, о чём? А о чём мы с тобой говорили раньше?

— Ну, это когда было! Мы были детьми.

— Разве так много времени прошло с моего отъезда в Россию, что всё изменилось?

— Нет, это произошло раньше.

— Что произошло, Гжесь? — Элен искренне не понимала, что он имеет в виду.

— Мы повзрослели. По крайней мере, я. У каждого из нас теперь своя жизнь.

— И что? Повзрослев, ты не хочешь со мной разговаривать?

— Да нет. Просто не о чем, — вновь сказал Гжесь, не глядя ей в глаза. — Ты добилась своего — стала лучшей и скоро уедешь продолжать учиться. А я… Я не смог дотянуть до твоего уровня. Это оказалось не для меня.

— Гжесь… И ты из-за этого… Но это же глупо! Мало ли, кто что умеет делать немного лучше других! Разве это мешает дружить?

— Я согласен, глупо, — похоже, он услышал только одно слово из фразы. — Я наверно и сам глупый, только не понимаю этого. Со стороны всегда видней. Вот поэтому и не стоит со мной разговаривать. Вдруг моя глупость заразна? — и, невесело усмехнувшись, он повернулся и ушёл.

Элен растерянно смотрела ему в след. Неужели он обиделся на то, что она скоро уезжает? Ведь не может же быть, что он завидует! Но она не остановила его и больше не делала попыток заговорить.

Незаметно пролетела неделя. В начале второй пан Янош подошёл к Элен, встретив её в саду.

— Если ты не передумала, нужно собираться. Занятия начнутся через три дня. Времени осталось мало. Если завтра утром выехать, то, как раз, успеем. Останется время слегка осмотреться и устроится.

— Ты поедешь со мной, дядя Янош?

— Да, я всегда присутствую на первых занятиях. А потом сдам тебя на попечение Штефану и уеду. Он будет твоим денщиком.

— Денщиком? — удивилась Элен. — Разве мне будет нужен денщик?

— А как же. В школе они есть у каждого ученика-курсанта. Или студента — это как кому нравится говорить. Не беспокойся, — сказал Янош, увидев в глазах Элен тревогу, — он, во-первых, в курсе всего, а во-вторых, и у курсантов и у денщиков есть свои комнатёнки. Так что жить ты будешь одна. А Штефан — мой самый верный слуга и, можно сказать, друг. Он со мной всю жизнь.

— Спасибо, дядя Янош, — Элен поняла, что нельзя ответить иначе, не обидев пана Яноша. А немного погодя, всё обдумав, она решила, что и в самом деле, хорошо иметь рядом надёжного человека, который всегда сможет помочь.

На следующее утро Элен уехала в «очень хороший пансион при монастыре». То, что с ней ехал Штефан, объяснялось просто. Там была нехватка мужской силы, поэтому пану Яношу разрешили прислать слугу, хотя обычно девицы приезжали одни. А так он будет рядом. Пани Мария опять пролила немало слёз по поводу расставания с Элен, много причитала и убеждала всех в ненужности такого обучения вдали от дома.