Елена Невейкина - Наследница

— Всё будет зависеть от того, найдём ли мы одного человека.

— А какого? Я многих знаю, кто в Санкт-Петербурге жил, — с оттенком гордости сказал купец.

— Графа Кречетова, — решившись, ответила Элен. В конце концов, почему бы и не спросить, ведь никто же не знает, кем на самом деле является этот польский юноша, путешествующий по России.

— Кречетова… — протянул купец. — Эх, барин, поздно вы искать его надумали. Нет больше графа, скончался лет шесть или семь назад.

— Скончался? А что с ним случилось?

— Такое, что и врагу не пожелаешь. Убили его. Мало того. С ним и детей его сгубили. Говорят — случайно всё вышло, да только не верю я. Но как бы там ни было, исход один: род графа прервался.

— Так это, очевидно, вы говорите о старом графе. А мы разыскиваем молодого. Того, что унаследовал графский титул.

— А-а… Этого… — тон собеседника сразу изменился. Стало понятно, что говорить ему неприятно. — А по какой такой надобности вы его ищете? Кто он вам?

— Да никто, — небрежно пожав плечами, ответила Элен. Она почувствовала смену настроения в голосе купца и решила, что лучше представиться совершенно посторонним, не заинтересованным ни в чём, человеком. — Приятель, узнав, что я еду в Россию, просил, если буду в Петербурге, поспрашивать о нём. Зачем это ему — не знаю. Вот я и стараюсь что-нибудь узнать.

— Ах, вон что. А почему в Петербурге? Ведь земли графские далеко отсюда.

— Так ведь в столице наверняка кто-то должен знать о его сиятельстве. Мы с приятелем рассудили, что граф, скорее всего, постарается приехать сюда, ко двору. Мне ничего не было известно о том, что столицей вновь стала Москва.

— Это вы правильно рассудили с вашим приятелем, — проворчал купец. — Он точно стремился быть поближе ко двору. Вот поэтому и сидит вместе со всеми в Москве.

— Вы как-то неприязненно говорите о графе. Это с чем связано? Если, конечно, вы можете об этом говорить. Он вас чем-то задел?

— Задел? Нет… Просто человек дрянной, не люблю таких. Гонору много. Всё «я» да «я», а сам — как то яблоко. Знаете, бывают такие: полежит немного, сверху так просто загляденье, а разрежешь — внутри всё сгнило. И болтают о нём всякое. Может, пустое, но больно уж часто повторяют разные люди одно и то же.

— И что же говорят?

— Так ведь это только слухи.

— Я понимаю. Но мне же нужно будет что-то рассказать приятелю по возвращении. В Москву я не поеду, по крайней мере, в этот свой приезд, потому что нет на это времени, меня уже ожидают дома. А если о графе известно что-то нелицеприятное, то мой долг — предупредить приятеля. Пусть это даже слухи. Ведь говорят: дыма без огня не бывает.

— Вы хорошо знаете русский язык, барин, — кивнул купец, — Прямо, будто росли в России, — и, помолчав, продолжил: — Если б вы знали, как близки к истине ваши слова. Старого-то графа Кречетова вместе с детьми спалили в их собственном доме. Разное потом об этом говорили. Но некоторые слуги уверяли, будто видели перед тем, как начался пожар, нескольких господ, среди которых был человек, очень похожий на этого самого… который теперь графом стал. Но подтвердить никто не решился. Темно было, ночь, обознаться легко. А они почти все теперь молодому барину служат. Против него что сказать — себе дороже выйдет, а графа с детьми уж всё равно не вернёшь.

Элен еле сдерживалась. Чтобы не выдать своих чувств и эмоций, она смотрела в стол. К концу рассказа ей удалось успокоиться, и она продолжила разговор.

— Благодарю за такие откровенные слова. А вы не боитесь дурно говорить о графе? Говорят, в России с воцарением Анны Иоанновны возродили Тайную Канцелярию?

— Да нет, не боюсь. Я ведь, барин, давно на свете живу, ещё при Петре Лексеиче начал торговлей заниматься. При нём и привык правду говорить. Оно, конечно, не всегда себе на выгоду получается, бывало, и страдал через это. Но всегда всё ладно заканчивалось. И душе спокойно, ото лжи она избавлена.

— А что ж вы-то не поехали в Москву со всеми? — решила сменить тему Элен. — Там, наверное, доход-то больше?

— А я и в Москве торгую, не только здесь. Можно было, конечно, и бросить сюда мотаться, да только обещал я провиант привозить, покуда стройка идёт. А обманывать не приучен.

— А не зря всё это строительство? Город-то пустой.

— Не скажите, барин. Вы пустого города не видели. Вот прошлой зимой, к примеру, волков аж на Невской Першпективе видели! Вот тогда и, правда, город пустым стоял. Сейчас уж возвращаться начали потихоньку. Не многие, конечно, но всё же… А и кто не вернулся, дома свои в порядок привести велели.

— И что ж такое произошло, что они вдруг передумали?

— А-а! — поднял палец купец. — Весть прошла, что матушка-царица вернуть двор в Санкт-Петербург намерена! И распорядилась, что б Дворец Зимний готов был её принять со всеми, кого она взять с собой пожелает, и что б город стал вновь таким же прекрасным, каким задумал его её Великий дядя, и что б корабли продолжали строить, как при царе Петре… Ну, вот и стали господа готовиться к возвращению. Не очень-то охота им обжитую Москву покидать, да ведь куда денешься?.. Ну что, барин, — неожиданно закончил он, переходя на деловой тон, — остановитесь в моём доме?

— Да, благодарю, остановимся на несколько дней. Осмотрим город, да и поедем.

— Что ж так мало в России пробыть хотите?

— Да мы в России уже давно, а вот до Санкт-Петербурга только что добрались.

— Ну, так вы на будущее лето приезжайте. Вот тогда и поглядите, каков этот город на самом деле!

— Вы так уверены, что за год здесь всё изменится? — сомневаясь, спросила Элен.

— Точно говорю, измениться! Вы не знаете новой государыни. Она же из рода Петра! Всё по её будет!

Обратный путь прошёл без всяких приключений. На том же постоялом двое, что и в начале путешествия, она рассчиталась и попрощалась с Яном и остальными сопровождавшими её в Россию людьми. Переодевшись и, на этот раз, переночевав, она отправилась домой в коляске, которая давно её здесь ожидала вместе с двумя слугами. Это были те, кто доставил её сюда из дома перед отъездом в Россию.

Пану Буевичу стало известно о приезде Элен ещё до того, как она переступила порог дома. Весть принёс Гжесь. Он по поручению отца ездил с письмом и увидел знакомую карету, въезжающую в город. Случайно ли он оказался там или нет, можно судить по тому, что Гжесь последнее время с большим удовольствием брался за любое дело, которое могло привести его к городским воротам. Встретив карету, Гжесь не стал сопровождать её, не подъехал даже поприветствовать. Просто, убедившись, что это Элен, юноша поторопился домой предупредить всех о её возвращении. Так что к тому моменту, когда она сошла на камни двора, и Янош, и Войтек, и слуги уже стояли тут же, встречая её. Янош подошёл и обнял воспитанницу. Элен и не представляла, как она по нему соскучилась. И не только по нему. Элен стояла рядом с дядей Яношем, улыбалась, отвечала на приветствия, а внутри была растерянность: как же так? Она ездила в Россию, так далеко, чтобы увидеть свой родной дом, пусть и разрушенный, почувствовать себя опять на родине, а это чувство пришло здесь, в доме, в общем-то чужого ей человека. Пан Янош отстранился от Элен и, улыбаясь, тихо спросил: