Елена Невейкина - Наследница

— Я и сам хотел навестить этого денщика, но… боялся, что вам это может не понравиться.

— Да, помилуйте, что ж мне могло не понравиться? — поднял брови комендант.

— Ну, он же простой мужик, а я — медик…

— И что? Это ваше дело, с кем говорить, откуда черпать знания. Да, хоть с чёртом сделку заключайте, лишь бы это было на пользу остальным.

— Да, я вижу теперь, что был неправ. Пожалуй, пойду к нему прямо сейчас.

— Сделайте одолжение.

Когда за доктором закрылась дверь, комендант опять усмехнулся:

— Как же его задел этот денщик с его бальзамом! Ну, да что ни делается — всё к лучшему. Может, теперь, наконец, не придётся пугаться пятнистых людей в коридорах школы. Хе-хе!

Разговор лекаря со Штефаном получился не сразу. В докторе ещё кипела обида, а денщик отнёсся очень насторожённо к человеку, выше его по положению, который снизошёл до того, чтобы самому прийти к нему. Но доктор, действительно, был неплохим медиком, и постепенно профессиональное любопытство вытеснило обиду и возмущение. Изменение тона, каким задавались вопросы, тут же нашло отклик у Штефана, и беседа пошла спокойнее. Медик сумел по заслугам оценить рецепт, показанный ему денщиком, а когда узнал, что это не его собственное изобретение, и вовсе успокоился. Мазь с таким удачным составом была рекомендована когда-то старым доктором, приходившим к пану Буевичу, а в настоящее время — давно умершим. Дальше произошло и вовсе неожиданное. Доктор проникся симпатией к спокойному, свободно говорящему Штефану, и, в конце концов, попросил у него разрешения использовать этот рецепт бальзама от своего имени. Разрешение с радостью и некоторым удивлением было дано, и лекарь вышел от Штефана с лёгкой душой и предвкушением успеха у своих коллег, поскольку о мази такого состава не слышал ни от одного из них.

Таким образом, в выигрыше оказались все: доктор получил рецепт, Штефан — уважение слуг во всём доме, комендант — разрешившийся сам собой конфликт, а ученики избавились от раскраски красных барсов.

Тем временем назревали другие неприятности, совсем иного рода.

Началось всё с того, что однажды, проходя мимо фонтана, Юзеф, никак не предполагая последствий своего вежливого поступка, поднял и протянул владелице оброненную ею книгу. Владелицей книги была жена коменданта. Она поблагодарила его и мило улыбнулась. Юзеф поклонился и ушёл. Продолжение было неожиданным. По крайней мере, для Юзефа.

Как-то раз, идя вечером по аллее, Элен заметила Юзефа, присевшего на край камня, служащего подножием небольшой скульптуры Ареса, и направилась к нему. Он, услышав шаги, вскочил, а затем с явным облегчением вздохнул, разглядев подходящего человека.

— Как я рад вас видеть!

— Я тоже, но что это с вами? По-моему, вы от кого-то прячетесь.

— Вот именно, — мрачно подтвердил Юзеф. — Я уже не знаю, куда скрыться. Она находит меня везде. Стоит мне только выйти из комнаты, появиться в саду или по окончании занятий пройти по коридору — она тут как тут. Просто, как из-под земли! Вот смотришь — нет никого, а только отвернёшься — она уже рядом!

— Да кто — она?

— Пани Ева, жена коменданта.

— И что ей надо? — подняла брови Элен.

— Я ей, видите ли, симпатичен. Понравился! «Ваше общество мне так приятно! Вы так мило говорите»… — передразнивая кокетливую манеру разговора пани Евы, произнёс Юзеф. — А сама так и ест глазами… Господи, ну, почему — я?

— Но она же замужем…

Юзеф с недоумением взглянул на неё и вдруг смутился. Он так привык быть рядом с тем, кого называл Аленом, так привык считать Алена другом, что иногда забывал, кто скрывается под этим именем.

— Ну, как вам сказать… Есть женщины, которые… для которых замужество… — он запутался, не зная, как сказать то, что казалось понятным и так.

— Не нужно мне объяснять, я не маленький ребёнок, — Элен тоже чувствовала себя немного не в своей тарелке. — Просто мне казалось, что она счастлива с мужем, несмотря на разницу в возрасте. Когда они выходят вместе, то выглядят хорошей, благополучной парой.

— Это игра. Она очень хорошая актриса, а брак ей выгоден.

— Ну, хорошо, оставим это… Так что, вы не можете дать ей понять, что против того, чтобы…э-э… проводить с ней время?

— А как это сделать, если она не слушает никого, кроме себя самой, если её не интересует ничего, кроме собственных капризов?!

— Не знаю даже, чем можно помочь в этой ситуации… Но я что-нибудь придумаю.

— Что здесь придумаешь, — махнул рукой Юзеф. — Что бы я ни предпринял, она всегда сможет сделать так, чтобы меня убрали из школы. Это тем более легко будет сделать, что я не плачу за обучение, а значит, выгоды в моём присутствии здесь ни для кого нет.

— Ну, нет. Что-то всё равно можно сделать. Нужно только хорошенько обдумать это «что-то». А пока что могу предложить вам в качестве помощи только своё общество.

Юзеф с таким изумлением посмотрел на неё, что щёки Элен вспыхнули ярким румянцем. Она решительно тряхнула головой и нашла нужным пояснить:

— Я говорю в том смысле, что нужно сделать так, чтобы вы по возможности нигде не появлялись один. Не будет же она приставать к вам с двусмысленными разговорами в присутствии кого-то третьего!

— Я благодарю вас и с радостью воспользуюсь этим предложением. И всё же это полумера. А дальше что?

— Дальше — видно будет. Я же говорю, что придумаю что-нибудь.

Юзеф промолчал, но судя по его унылому виду, вера в успех у него была слабая.

Несколько дней Элен крутила в голове ситуацию и так и этак. Наконец, она задалась вопросом: что раздражает всех женщин? В весьма длинном перечне пришедших ей на ум вещей была одна, которая показалась ей обнадёживающе подходящей в данной ситуации. Обвинение в предсказуемости и неоригинальности. Сказать женщине, что она предсказуема всегда и во всём, это всё равно, что сказать ей, что она скучна до зевоты. Так. Значит, нужно найти способ показать пани Еве, что она обычна и скучна. Хорошо. Теперь остаётся придумать, как это сделать. План ещё не был разработан до конца, но настроение у Элен значительно улучшилось. Придумать способ осуществить задуманное ей помог, как ни странно, Лех. Он, как и все, разумеется, заметил повышенный интерес жены коменданта к Юзефу. А заметив, тут же нашёл новое развлечение для себя и своих приятелей. Теперь они при каждом удобном случае громко, так, чтобы обязательно услышал Юзеф, обсуждали, сколько стихов пани и Юзеф прочитали друг другу, укрывшись от посторонних глаз в саду, и только ли чтением стихов они занимались; сколько раз за день они встречались, чтобы перемолвиться хотя бы словечком и т. д. и т. п. Терпения Юзефу, конечно, было не занимать, но и он еле сдерживался, чтобы не броситься на скверных острословов.