Богдан Сушинский - Полюс капитана Скотта

— Вы ведь русский, Дмитрий. Как вы оказались в английской экспедиции? — спросил обычно молчаливый Черри-Гаррард, когда пришло время второго завтрака. После рагу из пеммикана и тюленины они блаженствовали, мелкими глотками попивая горячий какао. — Нет, я знаю, что в Новую Зеландию вы прибыли благодаря англичанину Сесилу Мирзу, вместе с которым закупили на тихоокеанском побережье России три десятка ездовых собак. Но как вы познакомились с ним, почему этот ирландец избрал именно вас?

— А кого еще Мирз мог пригласить в такую экспедицию, как не лучшего каюра, известного на всем пространстве от Сахалина до Николаевска-на-Амуре? — пожал плечами Дмитрий.

Худощавое, обожженное ледяными ветрами лицо этого двадцатитрехлетнего парня уже было покрыто такой сетью мелких морщин, словно ему было далеко за сорок. Он давно поражал Эпсли своей удивительной невосприимчивостью к морозу и тем, как непринужденно чувствовал себя в этом ледяном аду.

— Очевидно, вы очень рано овладели ремеслом каюра, если к двадцати годам уже стали лучшим из них?

— С самого детства и овладел. Мой отец был прекрасным «мастером по дереву», как он себя называл, то есть столяром, неплохо зарабатывал, поэтому мог себе позволить содержать в усадьбе двадцать сахалинских ездовых лаек. Год я числился в учениках у одного местного каюра, а затем и сам стал погонщиком собак. Кстати, за время работы сумел смастерить с десяток нарт, среди которых есть две пассажирских и одни гоночные.

— Вы даже принимали участие в гонках?! — оживился Эпсли. — И что, побеждали, получали призы?

— Ну, гонки были местные. На Сахалине это как традиция, праздник. Но дважды их устраивали по просьбе местных англичан. Что, тоже увлекаетесь собачьими упряжками?

— Нет, просто знаю о гонках по рассказам Джека Лондона. Но мы отвлеклись. Кто свел вас с Мирзом?

— Директор местного отделения Русско-Азиатского банка в Николаевске-на-Амуре господин Роджерс. Тоже, кстати, англичанин. К тому времени я уже несколько лет проработал на почтовом тракте, соединяющем Николаевск-на-Амуре с сахалинским постом Александровским. Однако перевозить по зимнику приходилось не только почту, но и мороженую рыбу, всевозможную мануфактуру, мороженое молоко, да и пассажиров тоже. Роджерс сам увлекался упряжками, знал толк в нартах и собаках. Несколько раз мне приходилось перевозить через Амурский пролив, который мы называем «Амурским лиманом», и самого банкира, и его служащих, тоже англичан.

— Так я правильно понимаю: это по настоянию банкира Роджерса устраивались спортивные гонки на нартах?

— По его, естественно. Благодаря нашим, тамошним, англичанам, язык английский подучил; у меня это вроде бы получается, на лету схватываю. К тому же Мирз неплохо владеет русским [57] Существует мнение, что Сесил Мирз (1877–1937), лингвист, был, как уже говорилось, профессиональным английским разведчиком. Кроме русского он владел также некоторыми диалектами китайского, хинди, японским и несколькими другими языками; одно время служил в китайской армии, был участником Русско-японской, Англо-бурской и Первой мировой войн. Известен также как дальневосточный торговец мехом и путешественник, один из исследователей Тибета и Антарктиды. В частности, выяснилось, что на собачьих упряжках он изъездил почти всю Камчатку и доходил на нартах до мыса Челюскина. , он и подучивал меня. К слову, знаете ли вы, что все сахалинские лайки куплены на деньги, собранные английскими школьниками? По условиям этих пожертвований, сами дети предлагали клички, которые должны быть у купленных на их деньги собак. Так и получилось, что у каждой из них — двойная кличка: английская, которую давал Мирз, и русская, на которую я ту или иную лайку переименовывал.

— Вот как?! Любопытно. Я плохо осведомлен о том, как велась подготовка к экспедиции. Случилось так, что по конкурсу, проведенному капитаном Скоттом при отборе кандидатов в члены экспедиции, я не прошел. Меня попросту забраковали: дескать, молод, не закален, нет достаточного опыта работы в полярных условиях. Зачислен же я был буквально в последние дни перед отходом судна; и только благодаря тому, что пожертвовал на финансирование экспедиции тысячу фунтов, да еще благодаря протекции доктора Уилсона.

…Однако все это в прошлом, а в ту ночь, когда Скотт и Бауэрс решали, как им продержаться до «Однотонного» склада, Черри-Гаррард и Гирёв решали свою собственную судьбу, а значит, и судьбу экспедиции Скотта.

После вечерней кормежки собак Дмитрий вошел в палатку, преисполненный тревоги.

— Какая-то из лаек заболела? — насторожился Эпсли.

— Еще хуже: корма у нас осталось ровно столько, чтобы добраться до базы.

— И никакого резервного запаса?! — удивился англичанин, прекрасно знавший о том, насколько заботливо относится к кормежке собак опытный каюр.

— Максимум на два дня. На тот случай, если вновь разразится пурга или заблудимся.

— Тогда все нормально. Пурга утихает, у нас двухдневный запас корма для собак… Пока что не вижу причин для тревоги.

— Но ведь группы капитана до сих пор нет, — мрачно напомнил ему Дмитрий.

— Так Аткинсону и доложим, что не смогли дождаться ее, — в том же тоне ответил англичанин.

— И как мы будем оправдываться потом, если она так и не придет?

— Почему вам, мистер Гирёв, русскому, постоянно кажется, что вы больше озабочены судьбой английской экспедиции, нежели я, англичанин?! — холодно вскипел Эпсли. — Как вы считаете: о чем я все эти дни думаю, сидя в этой чертовой промерзшей палатке, как не о том, как помочь капитану? Но дело в том, что мы даже представления не имеем, где сейчас он и его спутники. Может, они вообще не дошли до полюса, попали в разлом и погибли, или же заблудились на обратном пути и мученически встретили свою смерть?

— Но мы будем верить, что они все еще живы и приближаются к нашему лагерю. Иначе, какая же мы спасательная группа?

— Хорошо, они живы и движутся сюда. Но где именно они теперь находятся, сколько дневных переходов понадобится, чтобы мы увидели на горизонте их парус?

— Этого никто не может знать, — сокрушенно покачал головой Дмитрий.

— В таком случае давайте подумаем, как дальше выживать нам самим. Ни здесь, на складе, ни у группы Скотта корма для наших лаек нет. Если мы задержимся здесь дольше положенного, собаки останутся без корма, а мы без своего провианта. Тогда нам придется поедать сначала своих собак, поскольку они все равно погибнут, а затем те порции, которые в последующих складах предназначены для людей Скотта. Притом, что в его группе и так уже пять человек, вместо предусмотренных нашими складскими запасами четверых. Поэтому у нас будет только один выход: съесть своего спутника, превращаясь в гурманов-каннибалов. И тут уж — кому повезет.