Виталий Гладкий - Копье милосердия

Его завербовал один торговавший с Москвой купец-литвин, имевший отношение к ордену иезуитов. Поняв, что Ванька за деньги и мать родную в землю живой зароет, купец начал давать ему серьезные поручения, от которых за версту тянуло гнилым духом шпионажа. Ванька Грязь был не дурак, он, конечно, понимал, чем занимается и как его занятие может закончиться. Но жажда наживы и дух авантюризма пересилили все здравые соображения.

Удивительно, но никто из его приятелей-старьевщиков не знал, что Ванька умеет перевоплощаться. Иногда (когда того требовало задание иезуитов) он переодевался в чистое, и тогда его нельзя было отличить от купца суконной сотни. Тем более что язык у Ваньки подвешен как нужно. Он мог заболтать кого угодно.

Проходя мимо Ванькиной лавочки, Арманка поймал его тусклый взгляд и приказал глазами: «Следуй за мной». Ванька Грязь торопливо собрал свое барахло в мешки, оставил под присмотром соседа-торговца и поспешил вслед за шутом. Вскоре они оказались на задворках Торга.

— Есть срочное дело, — коротко и строго сказал Арманка.

— О-о, нет… — простонал Ванька, хватаясь за голову. — Вчерась маненького того… голова гудит, как колокол. Пока не опохмелюсь, никаких разговоров, никаких дел. Пойдем, тут недалеко, знаю одно место… Дадут и выпить, и поесть.

Шут тяжело вздохнул и согласился. Он знал, что на похмелье Ванька — никакой. Все, что у него в одно ухо влетало — в другое вылетало. Иногда он не мог даже вспомнить, с кем разговаривал и о чем шел разговор. Но на любом подпитии и в любом состоянии после Ванька Грязь относительно своих тайных дел держал язык на замке. Арманка был уверен, что Ванька не расскажет ничего даже под пыткой, тем более что старьевщик был малочувствителен к боли.

Тайная корчма, куда Ванька Грязь привел Арманку, располагалась неподалеку от Колымажного двора среди узких безымянных улиц, заканчивавшихся тупиками, грязных кривоколенных переулков, задавленных, как висельники, удавками высоких заборов и плетней, и помоек, на которых из-за костей грызлись бездомные псы.

Шут, привыкший к чистоте и ухоженности царских палат, ругал себя на все заставки — как он мог поддаться на уговоры Ваньки! — и морщил нос, потому что миазмы от помоек совсем не похожи на запахи ароматических французских вод, которые ему привозили на заказ английские купцы.

В корчме царил полумрак, и Арманка немного успокоился; шут меньше всего хотел, чтобы кто-нибудь из знакомых узнал его и увидел, с кем он встречается. Но народу, собравшемуся в корчме, не было никакого дела до вновь прибывших, потому что подоспел обеденный час и все налегали на горячее хлёбово, чего не водилось в царевых кабаках.

В 1552 году по велению Иоанна Васильевича для его опричников построили первый «Царев кабак». Место избрали на Балчуге за Живым мостом. Водка (хлебное вино) в этом кабаке не продавалась, опричники пили в нем бесплатно. Хлебным вином в кабаке начали торговать за деньги только после уничтожения опричнины. Вскоре после этого царские кабаки начали появляться и в других городах России, а в Москве они вырастали, как грибы в дождливое лето — почти каждую неделю новый. Но купить в кабаке закуску или приносить еду с собой строго запрещалось. Водку продавали ведрами, ковшами, кружками и только в государевых кабаках.

Понятное дело, народу такое положение вещей не нравилось. Но челобитные царю с просьбой убрать кабаки и нежелание москвичей пить «государево вино» возымели прямо противоположное действие. Жителей города повязали круговой порукой; теперь, если кабак давал недостаточный доход, недоимки взыскивались не с кабацкого головы или целовальника, а с москвичей. Правеж (наказание за недоимки) был суровым — провинившихся ставили строем и били батогами по икрам в течение нескольких часов. Естественно, чарка хлебного вина, даже без привычной русским людям закуски, казалась меньшим злом, нежели батоги, поэтому москвичи повалили в кабак гурьбой.

И все же народ не смирился. Предприимчивые людишки стали заводить тайные корчмы, где имелась и добрая еда, и водка подешеле, чем в царских кабаках. Мало того, и выбор спиртного в корчме был более разнообразным.

Водка в корчме была разных сортов: обыкновенная водка носила название «простого вина», сорт лучше этого назывался «вином добрым», еще качественней — «вином боярским», наконец, высший сорт назывался «двойным вином»; он было чрезвычайно крепким. Кроме этих водок делалась водка сладкая, насыщенная патокой, — она предназначалась для женского пола. Хозяева настаивали водку на всевозможнейших пряностях и разных душистых травах: на корице, мяте, горчице, зверобое, с амброй, на селитре, с померанцевой и лимонной корками, с можжевельником и делали наливки на разных ягодах.

Но корчмы тоже были разными. Одни посещались людьми более состоятельными, ремесленниками и торговцами, а другие — разной рванью. В такую корчму и привел Ванька Грязь царского шута. Арманка даже подозревал, что сделал это хитрый прощелыга не без умысла — чтобы подразнить свое непосредственное «начальство» и немного сбить с шута спесь; с некоторых пор Ванька получал приказы только от немчина.

Арманка едва не задохнулся от вони, которая стояла в корчме. Запахи лука, чеснока, протухшего мяса, прокисших щей, человеческого пота, сивухи, ремней конской упряжи шибанули ему в ноздри, а затем и в голову почище самого крепкого хлебного вина. Поэтому, чтобы побыстрее привыкнуть к обстановке и продышаться, он заказал себе кружку сладкой водки и выпил ее, как пьют московиты, — одним духом, не отрываясь.

Что касается Ваньки, то для начала он попросил принести ему миску специального «похмельного» блюда — порезанную на небольшие тонкие ломтики жареную баранину, смешанную с мелко шинкованными солеными огурцами и красным перцем и приправленную смесью уксуса и огуречного рассола, которую он и выхлебал большой деревянной ложкой, прежде чем выпить «боярского» вина.

Насытившись и опорожнив вместительную чашу с вином, Ванька Грязь значительно повеселел, а в его немного раскосых черных глазах появился живой гибкий ум и задорный блеск. Перед Арманкой ему не нужно корчить из себя недалекого старьевщика, озабоченного лишь тем, как ему выжить.

— Фрязин Павел прислал? — спросил Ванька, ухмыляясь.

Шут оторопел — откуда?! Откуда этому нахальному московиту известно, что приказы идут от Паоло Кампани, или Павла Фрязина, как кликали коадьютора московиты?!

— Не заморачивайся, — предупредил вопрос, готовый сорваться с губ шута, старьевщик. — Мы, ить, тоже не пальцем деланы и щи не лаптем хлебаем. Я много чего знаю, такова у меня работа. Ладно, не делай зверскую рожу и не таращи на меня свои буркалы, говори о деле. Нам тут нельзя долго рассиживаться.