Виталий Гладкий - Копье милосердия

Между ними существовала не только настоящая мужская дружба, но и очень трогательная любовь. Николай Данилович все еще считал Глеба маленьким, поэтому и вел себя с ним соответственно. А Тихомиров-младший и не упирался. Ему была приятна забота, которой отец старался окружить своего непутевого сына. Впрочем, совсем уж непутевым Глеб как раз и не был. Он старался не огорчать отца и изо всех пытался следовать его советам (что не всегда получалось).

— Знакомься, — сказал отец, — это доктор Юлиуш Ганович, мой коллега и добрый старый друг. Мы знакомы с ним со студенческих лет.

Глеб вежливо пожал тонкую интеллигентную руку Гановича, стараясь не сильно ее сдавливать, и изобразил приветливую улыбку. Доктор был невысок ростом, худощав, а его длинный и острый птичий нос сразу выдавал в нем поляка. Ганович чем-то напоминал Паганеля, только ростом не вышел, — такой же несколько рассеянный взгляд, взлохмаченная седая шевелюра, круглые роговые очки и наивная детская улыбка.

— Ты приготовь нам что-нибудь поесть, — сказал отец. — У тебя хорошо получается. А то в доме шаром покати. Пошарь в морозилке, там, кажется, есть мясо.

— Не беспокойся, я уже забил холодильник продуктами под завязку, — сумрачно ответил Глеб — ему вовсе не улыбалась перспектива торчать у плиты. — Только до кухни пока не дошел. Тебя ждал. Кстати, почему твоя мобилка не отвечала?

— А, — отмахнулся отец. — Аккумулятор накрылся. Забыл купить новый.

«Ну батя, ну хитрец! — думал раздосадованный Глеб, орудуя ножом и молоточком с насечками на бойке — готовил свои «фирменные» отбивные. — Я тут валялся и все мечтал его припахать на кухне, а он ловким приемчиком передвинул стрелки на меня. Гость… А мне по фигу! Я же не кухарка. Твой гость, Николай Данилович, — твои заботы. Где… где этот чертов перец?! Господи, когда мы наведем порядок на кухне?! Бардак, ей-ей, бардак».

Стол Глеб накрыл в гостиной. Обычно и отец, и он сам принимали гостей на кухне, которая служила Тихомировым и столовой. Но на этот раз Николай Данилович не рискнул привечать старого друга в окружении немытых тарелок, кастрюль, сковородок и чашек. А если учесть, что в одном из углов кухни стояла батарея пустых бутылок из-под различных прохладительных напитков, то картина и вовсе не выглядела благостной.

По приезде домой Глеб, еще не остывший от работы в «поле», в запале хотел навести в кухне прежний блеск. Но сначала что-то помешало — какая-то мелочь, потом он решил пройтись по продуктовым магазинам, ну, а затем его со страшной силой притянул к себе диван, который все эти два дня выпускал Глеба из своих мягких объятий лишь для того, чтобы тот мог выпить кофе и сжевать бутерброд. Тихомировым-младшим овладела абсолютная апатия.

Пан доктор ел да нахваливал. Нужно сказать, Глеб был приятно удивлен. Обычно такие худосочные хлюпики не едят, а клюют, как птички — за обед три-четыре зернышка и бокал вина. А Юлиш Ганович наворачивал так, что за ушами хрустело. И водку пил наравне со всеми. Конечно, Глеб постарался, и стол выглядел вполне достойно: отбивные с гарниром — жареная картошка и зеленый горошек, малосольная семга, красная икра, масло, маринованные корнишоны, соленые грузди, салат из свежих огурцов и помидоров… Короче говоря, еда настоящих мужиков. Не говоря уже о бутылке доброй, хорошо охлажденной водки, которая показала дно с удивительной быстротой.

Русский язык пан Юлиуш знал неплохо, лишь изредка в его речи проскакивали польские и французские словечки. Вскоре Глеб понял, что пан доктор тоже не без греха и в молодости не раз выходил в «поле» в качестве «черного» археолога. Наверное, это увлечение и сдружило его с отцом.

Разговор на «горячую» тему начался прямо за столом. Глеб видел, что и отец, и пан доктор едва сдерживают себя, чтобы не начать дискутировать прямо с отбивной в зубах. Но шляхетное воспитание пана Гановича и сдержанное поведение отца как гостеприимного хозяина не позволили затеять спор раньше, чем Глеб подал кофе и ликер (для понта), и оба археологические светила задымили кто чем — гость раскурил шикарную трубку «Данхилл», а отец, чтобы тоже козырнуть, мигнул сыну, и он принес хьюмидор* с сигарами «Trinidad Diplomatic» с подписью самого Фиделя Кастро.

«Trinidad» занимали вторую строку в рейтинге сигар (после «Cohiba 30 Aniversario») и до конца двадцатого века не были представлены в широкой продаже, а производились исключительно для дипломатических подарков. Они начали продаваться на аукционах лишь с 1999 года. Конечно, отец вряд ли купил бы хьюмидор с «Trinidad Diplomatic» за двенадцать тысяч фунтов стерлингов, но один благодарный нувориш, которому Николай Данилович помог определиться с покупкой дорогущей золотой вазы восемнадцатого века, дав заключение на предмет того, что она не подделка, в знак благодарности оплатил не только его услуги, но и выдал бонус сигарами.

— И все-таки я настаиваю, что история Копья началась задолго до событий на Лысой горе, — воинственно начал пан Ганович.

Николай Данилович скептически ухмыльнулся и ответил:

— Сразу видно историка западной школы. Ведь вы ведете свою историю от мифического короля Артура.

— Причем здесь Артур?!

— Ну как же, благородный рыцарь, король, от которого произошел западный мир и цивилизация … которая не коснулась нас, варваров.

— Николя, не делай из меня западника. Во-первых, мои предки были литвинами, а во-вторых, поляки — тоже славяне. Однако объясни свою мысль.

— Все действия, совершавшиеся рыцарями Круглого Стола, носили ритуальный характер. И рыцарь, и оруженосец, и конь являлись своего рода символами самой жизни. Конь олицетворял материальное начало, рыцарь — духовное, а оруженосец — психику, связующее звено между материальным и духовным. Он ухаживал за конем, чтобы тот мог служить рыцарю. Оружие и облачение исполнены скрытого смысла. Древнее оружие, изготовленное из металлов специальной закалки, в особые, благоприятные в астрологическом отношении периоды, вручалось рыцарю во время магической церемонии. Меч и ножны так же, как рыцарь и конь, отражали двойственность. Меч символизировал прямую непреклонную волю, ножны — материальную оболочку, личность человека, заключавшую в себе эту волю. Покоясь в ножнах, меч не ранит. Им можно нанести удар, обидеть, но не убить. Ножны — это только инертная материя; лишь обнаженная воля обладает возможностью проникать, рассекать, ранить. Щит является воплощением рыцарской чистоты, кинжал — милосердия, шлем — чести, чувства собственного достоинства, кольчуга символизировала замок, крепостную стену, воздвигнутую для защиты от пороков и прегрешений, плащ указывал на то, как много уже сделано и как много еще предстоит, и, наконец, герб и девиз представляли и отличали тот символ во плоти, коим являлся рыцарь. Но главным было КОПЬЕ — символ правды.